Но вот оголтелый лай смолк, и Фредди… Нет, он не прыгнул, не бросился на них. Он спокойно, как на прогулке, встал и ступил в самый центр их позиций. Офицер в этот миг был весь поглощён тем, что заталкивал в барабан револьвера новые патроны. Двое остальных просто остолбенели, застыв в немом ужасе.
Маймура уперся офицеру коленом в пятно от пота, черневшее во всю спину на его униформе. Руки его, мертвенно-бледные, цепкие и сильные руки доктора, ухватили сзади офицера за подбородок и резко, со всей силы вывернули ему голову. Послышался хруст. На счастье майора, позже выяснилось, что хрустнули не шейные позвонки, а его челюсть.
О том, что это майор, мы узнали сразу. Те двое рядовых, что были с ним, очнувшись от столбняка, закричали в один голос:
– Не убивайте его, это майор! Это господин майор!..
XIV
Не зря майор Санчес воспринял это, как знак свыше. Командир сказал ему об этом, перед тем, как его отпустить.
– Господин майор? – переспросил командир, когда к нему подвели пленного офицера и ещё двух бывших с ним, напуганных до смерти парней, одетых в солдатскую, словно на вырост, форму. – «Господин майор», хм… А ведь мы с тобой в одном воинском звании, Санчес[29].
Командир, с кем бы ни говорил, был ли он старым товарищем или они впервые виделись, ко всем обращался на «ты». Здесь не было фамильярности, что-то другое… Необъяснимое, может быть, дуновение благодати?.. То, что ощущал каждый, к кому обращался Рамон. К примеру, этот вот офицер, самолюбивый гордец, который корчил из себя героя, не хотел отдавать револьвер и так вывел из себя Сан-Луиса, что тот чуть не оставил лежать «господина майора» по пути, в непроходимом сплетении ветвей и лиан, со своим драгоценным револьвером и с дыркой в затылке. В конце концов, Инти нашел компромисс: у майора забрали все патроны, выпотрошили барабан его револьвера. Этот револьвер, как висельник – свечу перед казнью, как свою последнюю надежду, свою никелированную соломинку, и сжимал теперь истово майор, понуро стоя перед Рамоном.
И вот на наших глазах творится чудо, и все мы, восковые и бледные, его свидетельствуем. Мы только вернулись из вылазки. С раннего утра на ногах, давшие один за другим два боя, и напряжение битвы, державшее наши не выспавшиеся, изведенные голодом тела, уже схлынуло вместе с эйфорией победы, оставив нас один на один со смертельной усталостью. И вот, разговор, свидетельство о котором прогоняет усталость…
– Только вот незадача… – с какой-то лучистой иронией продолжал командир. – Мне-то «расти» уже некуда: ведь я майор кубинской революции, а на Кубе это высшее воинское звание. А у тебя, майор Санчес, всё ещё впереди. Куда прорастёшь? Для тебя, Санчес, восхождение только начинается. Помни только о первом, самом простом и потому, самом сложном законе горных восхождений, законе, мимо которого не пройти: подниматься легче, чем спускаться. Иди с Богом, Санчес…