ответ на этот вопрос…
Командир выдержал паузу и сам ее и нарушил, хлопнув меня по плечу.
– Запомнил, Ветеринар? Ничего, всё уже начинается.
Он прямо по-мальчишески потер руки от удовольствия. Глаза его горели зеленым огнем радости и нетерпения.
Атмосфера вновь оживилась.
– У меня для вас сообщение… – выдавил я из себя в общем возобновившемся шуме. – От Тани… Это очень важно.
Ни тени эмоции не промелькнуло на его лице. Только взгляд стал нестерпимо пристальным.
– Говори…
– Она просила передать, что должна срочно приехать. Срочная информация. Касается всей операции… «Материнского фронта»…
Когда я произнес последнее сочетание, взор его полыхнул, как костер, в который плеснули жидкого топлива.
– Что-то подробнее знаешь?..
– Нет, что-то по поводу боливийской компартии. По поводу «троицы»… А больше не знаю…
– Хорошо, Алехандро, – произнес он. Голос его долетел откуда-то из недосягаемого далёка, из самой глубины его дум. – Будь достойным своего имени…
Весь в своих думах, он отделился от всех и медленно, с потухшей сигарой во рту, направился в сторону сельвы. Чуть поодаль от его одинокой фигуры неотступно следовали Тума и Помбо, верные телохранители Рамона еще со времен Сьерра-Маэстры. Смешливый и неунывающий, юркий, как каучуковый шарик, Карлос Коэльо. И Гарри Вильегас – полная противоположность боевого товарища, невозмутимый, словно из стали выкованный молчун. Прозвища свои оба носили, как шаманские амулеты: они получили их, воюя в Конго, в самом сердце Африки, бок о бок со своим команданте…
А я остался стоять как вкопанный посреди затерянной в джунглях Ньянкауасу фермы, единственная более менее крепкая постройка которой была крыта оцинкованной жестью. Сам Че только что говорил со мной. Моя ладонь еще хранила прохладу его рукопожатия, а плечо гудело от дружеского хлопка командира.
И ещё эти странные слова, произнесенные им в конце. Они не давали мне покоя. Не решаясь спросить самого команданте, я отозвал в сторону Мачина Оеда, носившего прозвище Алехандро. Уж он-то, наверняка, должен знать, что почём…
– Чего тебе, тезка?
– Рамон… Он сказал мне: «Будь достойным своего имени». Что он имел в виду?
Густые, тронутые взаправдашней сединой брови Мачина сосредоточенно сошлись на переносице, сигнализируя об усиленном мыслительном процессе.
– Не знаю… Трудно предугадать ход мыслей Фернандо, – задумчиво произнес он. – Она струится, как лесной ручей, неуловимый и прозрачный.
На миг он смолк, потом продолжил:
– Но ещё труднее обнаружить исток этого родника. Слишком глубоко он запрятан… Не знаю, что тебе сказать, Алехандро. Я это прозвище взял вслед за Фиделем. Во время высадки с «Гранмы» и первых дней на острове, казавшихся нашими последними днями на родной Кубе… У Фиделя тогда было боевое прозвище Алехандро. Ты не знал об этом?