Дядя Рудольф был женат на необъятной чешке, которая обожала сплетничать о потерявших невинность девушках, о детях, от которых избавились с помощью аборта, о супругах, которым наставили рога, и о родственниках, которые что-либо украли. У нее была угрожающая физиономия, заметные усики, и когда истории становились слишком смачными, она переходила на чешский. Как-то раз она забыла это сделать, когда рассказывала моим родителям, что один из наших знакомых соблазнил другую знакомую и эта дама, которая, вероятно, была девственницей, потеряла «ведра крови». Ведра крови! Прошло много времени, прежде чем мои взгляды на занятия любовью стали немного менее драматичными. Дядя Рудольф время от времени появлялся на людях с женщиной, которая была ближе к его собственным габаритам, и жаловался на тяготы брака с тетей Кристиной. В свою очередь, тетя Кристина обвиняла его в попытках ее отравить. Они разошлись, сошлись снова и снова разошлись; в конце концов тетя Кристина умерла. Дядя Рудольф — тщедушный, слабый и робкий, как мышь — дожил до девяноста четырех.
Дядя Юлиус был высок и красив и любил всех разыгрывать. Про него говорили, что он-де позаимствовал деньги из банка, бежал и устроился в Иностранный легион. Он поселился в Мекнесе (Марокко), женился на испанке по имени Кармен и посылал нам фотокарточки, на которых красовался с Кармен и минаретами на заднем плане. «Дядя Юлиус выбился в люди» (er hat zu etwas gebracht), — говорили мы. Дядя Карл, один из моих крестных, был более загадочным персонажем. Я никогда его не встречал. Он эмигрировал в Штаты, купил ферму в Айове и каждый год на день рождения матери присылал нам один доллар. На эти деньги мама покупала ветчину, вино и сладости, и мы наедались на целую неделю.
Еще у меня были двоюродные брат и сестра — один всамделишный, другая — не то чтобы очень. Кузен Фриц зарабатывал пением на улицах. Тогда это было довольно обычным занятием. В двадцатые годы улицы и задворки Вены выглядели как парки развлечений — здесь можно было встретить шарманщиков, перед зрителями выступали животные, фокусники, плясуны, певцы — а иногда даже целые оркестры. Они занимали свои места поздним утром и настраивали инструменты или готовили реквизит для выступления. Публика, состоявшая по большей части из домохозяек, делала заявки, и выступление начиналось. Коммивояжеры рекламировали свои товары, произнося небольшую речь, а некоторые пели песни — одни стояли на улице, а другие заходили на лестницу. Цыганки продавали пачули в разноцветных картонках. У них была особенная песня, которую я помню до сих пор. Бывали и несчастные случаи: однажды уличный огнеглотатель обжегся и его унесли прочь. У каждого квартала был свой собственный попрошайка, который приходил раз в неделю собирать свою дань. «Наш» нищий приходил по субботам. Закончив свою работу, он шел к мяснику и покупал ломоть ветчины — больший, чем кто-либо из нас мог себе позволить.