Римский мир литературой, это отмежёвывает его от германского, точнее, немецкого мира, который, каким бы он ни был в прочих отношениях, решительно нелитературен. Литературная гуманистичность, наследие Рима, классический дух, классический разум, размашистое слово с прилагающимся к нему размашистым жестом, красивая, воодушевляющая, достойная человека фраза, прославляющая человеческие красоту и достоинство, академическое искусство риторики во славу рода человеческого — вот что на римском Западе делает жизнь, ради которой стоит жить, вот что делает человека человеком. Это дух, славной порой которого была революция, это её дух, её «классическая модель», дух, который в якобинце намертво застыл в схоластически-литературной формуле, в смертоносной доктрине, в тираническом менторском педантизме. Лучше всего им владеют адвокат и литератор, идеологи «третьего сословия» и его эмансипации, идеологи Просвещения, разума, прогресса, «философии» в их борьбе с seigneurs, с авторитетом, традицией, историей, «властью», королевством и церковью — идеологи духа, который они почитают обязательным, единственным и ослепительным, духом как таковым, духом в себе, на деле подразумевая, зная лишь политический дух буржуазной революции. То, что «духовное», понятое в этом политически-цивилизационном смысле, прилагаемо лишь к буржуазии, хоть и не изобретено ею (ибо во Франции дух и просвещённость не буржуазного, а дворянско-сеньориального происхождения, буржуа лишь узурпировал их), исторический факт, оспаривать который совершенно бессмысленно. Носитель этого духа, как ни верти, — буржуа с хорошо подвешенным языком, литературный адвокат третьего, повторяю, сословия, его духовных и, не забудем, материальных интересов. Победоносный поход этого духа, его экспансию, ставшую следствием присущей ему невероятно взрывчатой агитационной энергии, можно определить как процесс, равнозначный одновременно обуржуазиванию и олитературиванию мира. То, что мы называем «цивилизацией», то, что само себя так называет, и есть этот победоносный поход, экспансия ополитизованного и олитературенного в буржуазном смысле духа, колонизация им обитаемой части земного шара. Империализм цивилизации — это крайняя степень римской мысли о единении, против которой «протестует» Германия, протестует наиболее страстно, против которой ей пришлось вступить в столь страшное сражение. Согласие и единение сообществ, вошедших в империю буржуазного духа, именуется сегодня Антантой (французским словом, какая дешёвка!), и это в самом деле Entente cordiale, единение, полное самого сердечного, великолепного согласия в духовном и существенном, невзирая на некоторую разницу в темпераментах, невзирая на расхождения, затрагивающие властные интересы, — согласия против протестующей Германии, вступившей в борьбу с окончательным воплощением и бесповоротным упрочением этой империи. Битва в Тевтонбургском лесу, война с римским папой, Виттенберг, 1813, 1870 годы — лишь детские игры по сравнению со страшной, смертельно опасной и в самом великолепном смысле безрассудной борьбой против мировой Entente цивилизации, которую с воистину германской покорностью судьбе, или, выражаясь несколько активнее, покорностью своей миссии, своей всегдашней, природной миссии, взвалила на себя Германия.