Беспощадная картина эта — беспощадная не из-за отстранённости и ненависти, а от страстной любви, глубокой привязанности, глубокой скорби — великолепна и широка. Тут и искусство: «Религия Числа — числа зрителей и суммы сборов — довлела над художественной мыслью этой меркантилистической демократии». Тут и критика, падающая ниц перед «божеством наших дней», Всеобщим Избирательным Правом. Тут, в духовном, и анархический дилетантизм, «механическое удовольствие от разъятия, разъятия до последнего предела» в сочетании с «чувственностью [писательствующей] потаскухи», а с другой стороны, фанатизм, политический зилотизм, ежедневные призывы к гражданской войне, в основном лишь риторические, «но хватало наивных умов претворять в действие мораль, изложенную другими на бумаге». Ещё великолепные зрелища: «Департаменты, вознамерившиеся отделиться от Франции; дезертирующие полки; спалённые префектуры; конные сборщики налогов во главе жандармских рот; вооружённые косами крестьяне, что кипятят воду в котлах, дабы оборонять церкви от вторжений вольнодумцев, которые те предпринимают во имя свободы; народные избавители, которые забираются на деревья и оттуда обращаются к [южным] винодельческим провинциям, восставшим против [северных] провинций, изготовляющих крепкие напитки. (…) Республика заискивала перед народом после чего рубила его саблями. Народ со своей стороны проламывал головы кой-кому из сынов народа офицерам и солдатам. Так одна сторона доказывала правоту своего дела другой»… Тут и политики, социалистические и радикал-социалистические министры, эти апостолы бедных и голодных, строящие из себя знатоков утончённых удовольствий. В частных разговорах — скептики, сенсуалисты, нигилисты, анархисты, которые, лишь доходит до действия, становятся фанатиками. «Невежественные дилетанты, едва дорвавшись до власти, превращались в мелких восточных деспотов. […] Их ум был скептичен, но темперамент — деспотичен. Слишком велик оказался соблазн употребить потрясающий механизм централизованного администрирования, созданный некогда величайшим из деспотов, и не злоупотребить им. Отсюда вышла своего рода республиканская имперскость». Дальше — больше. Дальше то, что, коли желаемое станет действительным, произойдёт и в Германии. «Политика считалась доходной, хоть и сомнительной отраслью торговли и промышленности. Интеллигенция презирала политиков, политики презирали интеллигенцию. Однако недавно наметилось сближение, а вскоре и союз политиков с худшим родом интеллигенции, На сцену вышла новая сила, замахнувшаяся на неограниченное господство над мыслью, — вольнодумцы. Они сговорились с другой силой, увидевшей в них усовершенствованный приводной механизм