, Европа Монте-Карло, литературная, как парижская кокотка, — разве нашему брату жилось бы в ней не проще, чем в «милитаристской»? Разве это не была бы развесёлая, о, да ещё какая развесёлая Европа,
нежелание коей свидетельствует по меньшей мере об отсутствии эгоизма у писателя? Ибо, не правда ли, это невероятно артистично: Европа Антанты, которая спит и видит свой «human peace and freedom», и артист, которому, поскольку он ведь «артист», жилось бы в ней весьма и весьма вольготно; ему это стоит учесть, и ему это стоит зачесть…
Нет, право, моё возмущение довольно нелепо! Даже для меня самого, а у меня есть дурная привычка под видом нелепостей преподносить другим то, что таковым представляется мне. Нелепо, поскольку факт в том, что всё моё существо относится к существу литератора цивилизации куда с меньшей враждебностью и сопротивлением, чем можно судить по холодно-объективному анализу, который ему от меня достался. Чего он хочет? А если я этот не хочу, то почему? Он вовсе не настолько скверный гражданин и патриот, чтобы не болеть за Германию. Напротив! Он болеет за неё изо всех сил, испытывая сильнейшее чувство ответственности за сё судьбу. Он хочет и подталкивает эволюцию, которую и я считаю необходимой, то есть неотвратимой, к которой и я невольно причастен по своей природе, но ликовать по данному поводу всё-таки не вижу никаких оснований. Кнутом и шпорами литератор подстёгивает прогресс, который и мне — во всяком случае частенько — видится неудержимым, видится самой судьбой, подстёгивать который в меру скромных возможностей есть и моя судьба и к которому я тем не менее по смутным причинам состою в некоей консервативной оппозиции… Хотелось бы быть понятым вполне. Так вот, прекрасно можно считать прогресс неотвратимым, считать его самой судьбой, не испытывая ни малейшего желания галопом мчаться следом с «ура, да здравствует», чего прогрессу, как мне думается, тоже вовсе не требуется. У прогресса есть всё, что нужно, и прежде всего золотые перья. Если кому-то кажется, что будущее за золотыми перьями, то в действительности золотые перья за будущим. Тот факт, что во имя идеи хорошо пишут, служит метафизическим доказательством её доброкачественности и будущности. Можно сказать и иначе: пока о чём-то хорошо пишут, это что-то достойно внимания и имеет право на жизнь, даже если это не прогресс… Повторяю: у прогресса есть всё, что нужно. Он только с виду оппозиция. На самом деле в оппозиции уцелевшая противонаправленная воля, это она заняла оборону, причём, как ей прекрасно известно, бесперспективную.