Улыбаясь, Теюнис потягивал кофе. Я протянул ему запечатанный конверт; он сломал печать и достал фотографии. Едва он взглянул на первую, как улыбка сошла с его львиного лица. Он затушил сигарету.
– Бог мой, старина, ты только погляди! – я перехватил глянцевый прямоугольник. Это был первый из снимков, сделанный мной с расстояния порядка пятидесяти футов. Я не понимал, что так взволновало Теюниса. Вот оно – дерзко стоит на холме, а у его корней – густая трава, где я отдыхал, и снежные вершины гор виднеются вдали.
– Смотри, – вскричал я, – вот доказательство того, что…
– Нет, ты смотри! – оборвал меня Теюнис. – Тени… Каждый куст, каждый камень, само дерево – у всех по три тени!
Он был прав. Под деревом нелепым веером друг на друга накладывались три его тени. Внезапно я понял, что в фотографии есть нечто неправильное, противоречивое. Листья на ветвях были чересчур пышными для творения природы, а раздутый, искореженный ствол вызывал отвращение. Теюнис швырнул фотографию на стол.
– Что-то не так, – пробормотал я. – Тогда дерево не казалось мне таким мерзким…
– Уверен? – проскрипел Теюнис. – Ты много чего мог заметить, только это не попало в кадр.
– Но на фотографии видно больше, чем я видел своими глазами!
– То-то и оно. Есть в этом ландшафте нечто несообразное, а что именно – не могу понять. Это дерево… оно вне пределов моего понимания. Слишком уж оно смутное, неясное, слишком ненастоящее, чтобы быть реальным! – Он нервно забарабанил пальцами по столу, вновь схватил конверт и быстро просмотрел оставшиеся фотографии.
Я поднял со стола отброшенную им фотографию, разглядывая каждую мелочь, и ощутил тень странной неуверенности и отчужденности. Все цветы и сорняки смотрели порознь, а трава росла самым невероятным образом. Дерево казалось тусклым, подернутым пеленой; черты его были едва различимы, но я обратил внимание на гигантские ветви и полусогнутые стебли цветов, вот-вот готовых упасть, но не падавших. И эти множественные, перекрещивающиеся тени… Все они не давали мне покоя, будучи слишком длинными или, наоборот, короче, чем стебли, и у смотрящего на них складывалось впечатление ненормальности происходящего. Не помню, чтобы та местность так поразила меня в тот день. Она вызывала ощущение чего-то мрачного, хорошо знакомого; глумливо намекала на нечто реальное, но столь же далекое, как звезды за пределами галактики.
Теюнис вернулся к реальности.
– Кажется, ты упоминал, что в твоем диком сне было три солнца?
Я кивнул; его слова привели меня в искреннее замешательство. Внезапно меня озарило. Я вновь взглянул на фото, и мои пальцы слегка задрожали. Мой сон, ну конечно!