Сопровождать меня вызвались Уильям Дайер, профессор кафедры геологии, руководивший Мискатоникской Антарктической экспедицией в 1930–1931 годах, Фердинанд К. Эшли с кафедры истории античности и Тайлер М. Фриборн с кафедры антропологии, а также мой сын Уингейт. Маккензи, мой корреспондент, прибыл в Аркхэм в начале 1935 года, чтобы помочь нам с финальными приготовлениями. Ему было около пятидесяти, и он зарекомендовал себя как человек невероятной компетенции и учтивости, эрудированности, а кроме того, был прекрасно осведомлен обо всех тонкостях путешествий по Австралии. Тягачи уже ожидали нас в Пилбарре, и мы проложили курс для грузового парохода сравнительно небольшого водоизмещения, чтобы добраться до них вверх по реке. Мы были готовы вести археологические раскопки самым бережным образом, просеяв каждую песчинку, чтобы не потревожить естественного расположения находок.
28 марта 1935 года в Бостоне мы взошли на борт пыхтевшего судна «Лексингтон», на котором пересекли Атлантику, Средиземное море и прошли по Суэцкому каналу в Красное море, а затем через Индийский океан к цели нашего путешествия. Нет нужды говорить, сколь депрессивным было зрелище низких песчаных берегов Западной Австралии и какое отвращение во мне вызывали шахтерский городишко и безотрадные золотые рудники, откуда тягачи везли свою тяжкую ношу. Нас встретил доктор Бойл, пожилой, приятный в общении джентльмен, чьи познания в области психологии породили длительные дискуссии между ним, мной и Уингейтом.
Охваченный тревожным предчувствием, мешавшимся с предвкушением открытий, наш отряд из восемнадцати человек двинулся на вездеходах сквозь пески и скалы. В пятницу, 31 мая, мы переправились через рукав реки Де Грей и оказались в мрачной пустоши. По мере приближения к осколку древнего мира из легенд во мне росло чувство страха, усиливавшееся благодаря неослабно преследовавшим меня снам и видениям.
В понедельник, третьего июня, мы впервые увидели каменные блоки, наполовину погребенные в песках. Не могу передать весь спектр чувств, охвативших меня, когда я коснулся совершенно реального фрагмента циклопической кладки, в точности совпадавшей с той, что я видел во сне. Виднелся отчетливый след резьбы, и руки мои дрожали, когда я рассматривал прихотливый криволинейный орнамент, знакомый мне по мучительным кошмарам и тяжким исследованиям.
Через месяц раскопок мы насчитали 1250 блоков разной степени изношенности. Большинство из них были мегалитами с изогнутой верхней и нижней плоскостью. Остальные были меньших размеров, плоскими, квадратной или восьмиугольной формы – как те, которыми были вымощены полы и тротуары; редко попадались массивные, изогнутые или скошенные под углом, использовавшиеся для возведения сводов или валов или в строительстве арок и оконных рам. Мы продвигались все дальше на северо-восток, копали все глубже и находили все новые и новые блоки, но все они лежали в совершенном беспорядке. Профессор Дайер был шокирован безмерной древностью кладки, а Фриборн обнаружил следы символов, о которых упоминали мрачные предания народов Новой Гвинеи и Полинезии родом из незапамятных времен. Состояние и расположение блоков молчаливо говорили о головокружительных безднах времени и тектонических катастрофах космического масштаба.