.
Когда Визель назначил Зигги главным советником председателя, тот провел исследование методов набора персонала в музей и был поражен. «За тридцать лет в бизнесе, – писал он членам совета, – я никогда не встречал такого отсутствия контроля за наймом». В особенности его возмутило то, что у сотрудников не проверяли рекомендации, не выясняли зарплатные ожидания («в некоторых случаях новые сотрудники получали прибавку к зарплате от 25 % до 90 %») и не проводили достаточной проверки биографии сотрудников. «Да у нас могли бы работать палестинские террористы!» – саркастически восклицал он.
Зигги учредил меры, которые назвал «минимальными для любого ответственного бизнеса или организации»: ввел должностные инструкции, стал собирать детальные резюме всех желающих трудоустроиться в музей, обязал предоставлять рекомендации из двух рабочих источников и отчеты о кредитной истории. Он пояснил членам совета: «Если человек обанкротился или против него открыто судебное дело, мы едва ли возьмем его на работу, где нужно заниматься наличными или чеками».
Однако ответственное отношение к набору персонала никак не помогало защищаться от обвинений со стороны чиновников Белого дома в том, что совет отстаивает «чрезмерно еврейскую» точку зрения на Холокост. Сам совет, по словам чиновников, не был в достаточной мере этнически разнообразным. Ходили слухи, что в Белом доме даже заявили, что в совете «слишком много евреев», после чего вежливо, но твердо попросили Визеля включить в его состав еще одного нееврея – возможно, американца польского происхождения или человека, вообще не имевшего отношения к Холокосту.
Визель созвал срочное совещание ближайших сотрудников и спросил, что, по их мнению, нужно сделать. Как ответить на требования Белого дома? Промышленник Фрэнк Лаутенберг – еврей, будущий сенатор от штата Нью-Джерси – ответил, что, по его мнению, компромисс неизбежен. «Иногда, – сказал он, – ради правого дела можно и продать душу дьяволу».
Согласно воспоминаниям Визеля об этом моменте, Зигги здесь «начинает возмущаться и – к счастью – ставит его [Лаутенберга] на место»[91]. Чем кончится дело, спросил Зигги, если мы поддадимся такому давлению? Сколько неевреев окажутся в числе тех, кто будет определять судьбу памяти еврейского народа?
Разгорелся скандал, все дали волю эмоциям. Различные комитеты, организованные Визелем ранее, оказались, по его словам, «в полном беспорядке»[92].
Затем последовала еще одна неприятная новость. Технические исследования показали, что исторические здания, выделенные Конгрессом для музея, использовать нельзя: они были слишком маленькими, прогнили до основания и не подлежали ремонту. По результатам исследований, их рекомендовалось снести и построить что-то новое. Совет оказался перед малоприятной перспективой начать все с нуля – с нового, причем гораздо более дорогого проекта.