— Изменилась… — сказал он после некоторой паузы. — Ты, Алька, себе нос, я смотрю, чуть подправила, как раньше хотела? Кажется, он сейчас поизящнее стал.
И вот еще глаза… Я же тебе говорил: не трогай веки, опасно.
— Но мне лучше?
— Пожалуй. Ты какая-то.., не такая стала. Новая, свежая.
«Э-эх, слышала бы тебя, друг любезный, настоящая Алина, — подумала я, — она бы тебе показала! Нос у меня, выходит, поизящнее, чем у нее. Само по себе это, конечно, не может меня не радовать, но как Алина я должна возмутиться».
— Нос, значит, тебе нравится? А он у меня и раньше ничего был, — капризным тоном заявила я. — А если ты думаешь иначе, так тебя, дорогой, никто не держит. Ищи себе другие носы…
— Ну-ну! — перебил меня Грицын. — Раскипятилась. Я шучу. Ты у нас всех на свете милее, всех румяней и белее.
Он налил мне в бокал вина, чокнулся и выпил. Потом спросил:
— Я вот о чем хотел поговорить. Что там за история со взрывом джипа, который я тебе подарил?
И этот туда же. Впрочем, неудивительно — событие в самом деле из ряда вон выходящее.
— Плохая история, — хмуро сказала я. — Совсем некрасивая. Мне, вообще-то, стоит поставить богу свечку, что в тот день я отдала машину Ирке Калининой.
— Да, я слышал, — хмуро сказал Грицын. — Мерзкая история. Надеюсь, Аля, ты не думаешь, что я пытался тебя убить, как это заявил мне господин Лукин. Позвонил уже после твоего отъезда за границу, наорал и вообще выставил меня идиотом. Любезный тип, ничего не скажешь.
— Та-ак, интересно, — протянула я, — и этот тоже полагает, будто ты причастен к взрыву. То-то он вчера так распинался.
Грицын недоуменно уставился на меня.
— То есть как это — «и этот»? — переспросил он. — И что значит — «тоже»? Что, есть еще кто-то, кто думает, будто я подарил тебе машину, чтобы взорвать ее потом? Ничего себе пиротехника — за пятьдесят тысяч баксов! У меня что, деньги лишние, что ли, такие фейерверки устраивать?
— Ты не кипятись, Слава, — проговорила я, — ну что ты так сразу? Мало ли кто что говорит.
Грицын покачал у меня перед глазами полусогнутым указательным пальцем и выговорил довольно агрессивно, четко разделяя слова:
— Я — хочу — знать — кто — так — думает. Слышишь, Алина Борисовна?
— Ну скажу я, скажу, успокойся. Так вот: к тебе имеет претензии один человек. Вы с ним, что называется, старые знакомые, а теперь он на тебя в большой обиде. Ты его, понимаешь ли, уволил, и он этого жеста не понял.
Грицын нахмурился:
— Погоди… Калинин, что ли? Генка? Он думает? Да ты что такое говоришь, Алина?
— Что знаю, то и говорю. Он, между прочим, не только так думает, но кое-что и делает уже. Но это еще не все. Он считает, что мы с тобой нарочно так все устроили, что в джипе погибла Ира Калинина, его сестра.