Валить деревья (Осин) - страница 10

— да завтра вечером.

— и мы с вами больше не увидимся?

— почему же? Я обязательно к вам ещё приеду.

— это было бы хорошо. А когда?

— пока не знаю.

— жаль. А я бы хотела, что бы вы ещё побыли с нами.

— я тоже с удовольствием.

— а пока тебя не будет, как мы сможем общаться? (мобильные только входили в обиход и стоили денег) я бы хотела знать, как у вас там дела.

— мы можем писать друг другу.

— о! прекрасная идея! Так и поступим!

Маша засмеялась, и на её щеках выступил румянец.

— ну что, домой?

— домой.

В квартире я записал их московский адрес, Маша записала мой. Пообещав написать на той же неделе, как я уеду. Следующий день мы с Валерой собирались в дорогу. Маша ходила по комнатам, и заглядывая ко мне помогала с вещами. Я не мог насмотреться на неё в тот день. Всё во мне так и трепетало. Я боялся, что больше могу её не увидеть. И тогда я решил, что должен признаться. Будь что будет! Эх! Да и что будет? Все равно уеду. Маша подсела ко мне и молча смотрела на меня. Потом сказала.

— вам пора. Валера готов. Он ждёт тебя.

— я знаю.

Я замолчал. Она смотрела на меня, а в глазах её были застывшие прозрачные слёзы.

— Маша обязательно пиши. А я обязательно отвечу.

— хорошо.

— и ещё Маша.

Я хотел взять её за руку, но не смог. Меня всего затрясло.

— я тебя люблю.

Поцеловал её в щеку, встал и собрался идти. Но она схватила меня за руку прижалась и всхлипывая сказала что тоже любит.

В вагоне я уже пил водку и думал о том, какой я всё таки дурак и как хорошо у меня сейчас на душе.

2 октября.

Сережа умер.

10 октября.

Он где то там. среди ёлок, елей и сосен.

15 ноября.

Знаете, я писал Маше. И она мне писала, как обещала и в ту же неделю. Но в свой следующий приезд почти через год, она изменилась. Тогда спустя год я уговаривал Валеру поехать в Москву и через месяц уговоров он согласился. Но когда я увидел Машу, я не увидел в её глазах, то, что видел год назад. Наши с ней встречи были холодны и пусты. Разговор не клеился. Я и не знал тогда, что она была влюблена в своего друга. А я был совсем не к месту. Когда мы уехали, больше я не получал от неё писем, да и сам ничего ей не писал.

Через день после Сережиной смерти я пьяный пошел в церковь. Подошел к главным воротам, посмотрел на купола и ушёл. На следующее утро трезвый я зашёл внутрь. Посмотрел на иконы святых, на кресты, послушал молитвы. Кругом было темно, горели свечки. Прихожане то стояли молча, то читали молитвы. Тогда я казал себе. Ну, вот Сергей Михайлович я и пришел. Поздно, наверное, да? Но все равно Сереж это не то понимаешь? Ты умер, а я живой стою здесь среди свечей и икон и тоже будто умер. Выйдя из церкви, я зашел в церковную лавку. Купил за сто пятьдесят рублей Святое Евангелие и пошел домой. Но и дома мне не сиделось. Пить я не хотел, Света работала, а сидеть в четырех стенах не было сил. Но решение я нашел. Собрал рюкзак, взял бутылку водки, две котлеты, удочку и садок. Зачем взял удочку, и садок не знаю, по привычке, особо не соображал что беру, главное взять. Закрыл дверь и пошел до конца улицы. Вошел в лес. Поднялся на холм и сел на упавшую ель. Посмотрел на небо. Было морозно и солнечно. Небо было чистым. Я хотел было открыть бутылку, но не решился. Вдруг перед лицом встал образ Сережи и воспоминания хлынули потоком, глаза заволокли слезы, и я просто начал орать Ааааа! Ааааа! Ничего другого я из себя выдавить не смог. Но вдруг с последним моим криком всё стихло и воспоминания отступили. Я открыл водку и сделал два глотка. Достал сигарету и затянулся.