Определенные бумаги, конечно, существовали, но бумаги бумагами, а любой порядочный предприниматель в нашей стране считает необходимым скрыть свои истинные доходы от налоговой инспекции и других далеко не почитаемых народом органов.
Так, например, когда Вьюнец разводился со своей первой женой, требовавшей при разводе солидный куш, приятелям пришлось совершить не совсем честное дело, дабы разгорячившаяся благоверная и ее адвокаты больше не считали Олега Станиславовича «богатым Буратино».
Я, конечно, не все поняла из разговора и, возможно, в каких-то своих выводах ошибалась, однако четко для себя уяснила: делить поровну друзья не согласны, так как каждый из них уверен, что больше заслуг в развитии общего дела именно на его стороне.
— Может, ты и убить меня захочешь? — вдруг, сцепив зубы, проговорил Вьюнец. — А что? Тогда твоим станет все!
Как оказалось, существовал документ, согласно которому в случае недееспособности или смерти одного из друзей право распоряжаться совместным имуществом переходило к другому. Почему так было решено, почему не затрагивались интересы членов семьи того и другого компаньона, я не понимала, а для объяснений момент был слишком неподходящим.
— Дядя Олег, — вспыхнул Виталька, — что вы несете! Да как вы смеете!
Беккер-старший тоже не сдержался и, всем своим грузным телом навалившись на стол, кинулся на Вьюнца. Он схватил его за грудки и принялся трясти, отчего стол двинулся с места. Посуда, стоявшая на нем, стала падать на пол. Но главное, что одна из ножек стола, резко ударив по моему стулу, заставила его опрокинуться назад. Я, взмахнув в воздухе руками, с грохотом повалилась на пол.
Олег Станиславович сидеть в бездействии, естественно, не собирался. Он тут же схватился за запястья Валерия Павловича и, пытаясь убрать его руки от себя, стал выкручивать их. Официанты сразу же оживились, и кто-то из них побежал за вышибалами. Сами они не вмешивались, привыкнув к тому, что их клиенты — солидные люди.
Но помощь вышибал не понадобилась.
Иначе и быть не могло: я, резко вскочив на ноги, с размаху нанесла меткий удар локтем по спине Вьюнца. Он резко выпрямился и невольно убрал руки от Беккера.
Виталька, казалось, только в этот момент и очнулся. Он стоял, широко расставив ноги, взявшись за голову руками, и кричал:
— Отец! Отец!
Его поведение было мне понятно. Он весь содрогался от увиденного и услышанного, словно ребенок, родители которого всю жизнь прожили в любви и согласии и вдруг совершенно неожиданно для него решили развестись.
— А-а-а! — хрипло откликнулся Вьюнец в ответ на мой удар и, не оборачиваясь, добавил: