Иван Ильин, в отличие от Николая Бердяева конца тридцатых, эпохи национал-социалистической Германии, даже после войны, когда понятие «фашизм» начало отождествляться с национал-социализмом Гитлера, все же напоминает об отличии Муссолини от Гитлера в подходе к религии и церкви. Он, Иван Ильин, называл безрелигиозность первым, главным недостатком фашизма, называл «безумием» стремление фашизма «претендовать на религиозное значение». Но все же напоминает, что «Муссолини скоро понял, что в католической стране государственная власть нуждается в честном конкордате с католической церковью. Гитлер с его вульгарным безбожием, за которым скрывалось столь же вульгарное самообожествление, так и не понял до конца, что он идет по путям антихриста, предваряя большевиков»[55].
Все верно. Только не «предваряя», а повторяя. Ибо здесь же, в статье «О фашизме», Иван Ильин напоминает о том, чего до сих пор не хочет знать нынешняя посткоммунистическая Россия: что «фашизм возник как реакция на большевизм, как концентрация государственно-охранительных сил направо. Во время наступления левого хаоса и левого тоталитаризма – это было явлением здоровым, необходимым и неизбежным… Встретить волну социалистического психоза – социальными и, следовательно, противосоциалистическими мерами – было необходимо»[56].
История не терпит сослагательного наклонения. Но все же очевидно, что если бы не было победы большевиков в гражданской войне, то не было бы опасности советизации Европы, не было бы, к примеру, опасности прихода к власти в Италии Грамши и не было бы точно и прихода Муссолини к власти. Антикоминтерновский пакт, как известно, был реакцией на активное участие СССР в гражданской войне в Испании на стороне левых. И трудно сказать, чего в «Майн кампф» Гитлера больше – или жажды военного реванша, или страха от возможного прихода к власти в Германии просоветских, ненавистных ему промарксистских сил.
На самом деле знание истории прихода к власти сначала в Италии Муссолини, а затем в Германии Гитлера очень много дает для понимания причин европейской трагедии 1939–1945 годов, для понимания крайне негативных последствий прихода к власти большевиков не только для судеб миллионов людей в России, но и для судеб миллионов людей в Европе. За коммунистический эксперимент в России заплатили страшную цену не только народы России, но и напрямую народы Восточной Европы. В восьмимиллионной Венгрии за время развернутого строительства социализма в конце сороковых годов было заведено 400 тысяч уголовных дел. Я уже не говорю о сотнях погибших во время подавления советской армией так называемого Будапештского восстания в 1956 году. Как правда о причинах прихода к власти в Европе фашистов, так и правда о человеческой цене побед социализма в Восточной Европе (если бы эта правда присутствовала в информационном поле) много бы дали для окончательного преодоления ностальгии о коммунизме в нынешней России.