. В беседе с одним из немецких дипломатов в середине тридцатых годов министр иностранных дел Литвинов сказал, что Советский Союз видит, что Германия обращается со своими коммунистами так, как Советский Союз вел себя в отношении врагов своего государства
[63].
Так что у Сергея Булгакова было более чем достаточно оснований утверждать, что «парадоксия обоих видов национал-социализма, черного и красного, националистического и интернационального такова, что оба они сближаются, и в известной мере и отождествляются, как деспотическое насилие над нашей Родиной, сопровождаемое ее развращением: Гитлер – Розенберг – Сталин – Троцкий в их тождестве. Большевизм есть сатанинское насилие над Русским домом. Он развивался в благоприятной среде русского варварства, унаследованного в многовековой истории как жертва европейской катастрофы, общеевропейского банкротства. В этом состоянии и Россия перестала быть сама собой, извратив свой лик, утеряв свое собственное естество, именно свою женственность, которую подменила солдатчиной и интернациональным комиссарством, этой духовной клоакой для всех отбросов Европы»[64].
Но все дело в том, что не учитывал Сергей Булгаков, что «русское варварство», которое для него является средой, благоприятствующей победе большевиков, не может исчезнуть сразу же после распада политической системы, созданной большевиками. Тем более что система смерти, о которой он говорил, сумела еще при его жизни еще больше укоренить в душе русского человека «варварство» как пассивность мышления, апатию, преклонение перед сильной властью, патернализм и т. д. Правда, надо быть справедливым. Николай Бердяев, который в своих размышлениях о причинах победы большевиков видел, в отличие от Сергея Булгакова, «варварство» русского народа не в «дефиците мистического созерцания» и «соборности», а, напротив, в дефиците здравого смысла и чувства реальности, в дефиците чувства личности, все равно не предвидел те препятствия на пути преодоления «сатанинского» коммунизма, с которыми мы столкнулись сегодня. И эта проблема сути большевизма и пути его преодоления – еще один пример важности и актуальности изучения его природы в связи с родственными ему антигуманистическими идеологиями ХХ века. Наверное, из социалистической близости Гитлера и Сталина Сергей Булгаков черпал свою уверенность в том, что «фактически именно в большевизме, а не в русском народе нашел своего союзника в начале войны Гитлер»[65].
И мне думается, что если смотреть на проблему исходного родства русского коммунизма как наиболее последовательного революционного марксизма с фашизмом, исходя из национальных, российских интересов, то попытки уголовного преследования за публичное обсуждение этой темы, по сути, являются не только запретом на право мыслить, видеть, в чем была суть советской системы и почему она принесла так много страданий людям, но и запретом на знание собственной национальной культуры, своей национальной психологии. Пора уже всерьез изучить духовное наследство советского эксперимента, понять, почему мы так легко отдали свою судьбу во власть «пустых идеалов». В посткоммунистической России мы воспроизводим советские запреты на полноценную национальную память. Вся эта нынешняя борьба с «очернительством» становится запретом на полноценную духовную жизнь, на право мыслить, искать.