Русская апатия. Имеет ли Россия будущее (Ципко) - страница 179

. Ощущение скорой смерти в неравном бою дает этим русским людям свободу. Зная, что им уже не надо заботиться о будущем, они, приговоренные к смерти, дают себе право поиздеваться над абсурдами коммунистической идеологии, которую для них олицетворяет старый коммунист, комиссар Крымов. Война, ощущение равенства перед смертью, которое было характерно для защитников Сталинграда, показывает Василий Гроссман, дает им право сказать «посланцу партии» все, что они думают на самом деле и об учении о коммунизме, и о советской системе, в частности о колхозах. Василий Гроссман за полвека до нынешних попыток жестко связать воедино ценность победы 1945 года с идеалами советской системы показывает, что, напротив, русский солдат воевал и побеждал, надеясь, что его победа приблизит хотя бы смерть ненавистных ему колхозов. Очень важны для понимания сути этой проблемы, настоящей правды о войне следующие строки из романа «Жизнь и судьба»: «Сапер с головой, перевязанной окровавленным, грязным бинтом, спросил (комиссара Крымова. – А. Ц.): – А вот насчет колхозов, товарищ комиссар? Как бы их ликвидировать после войны? – Оно бы неплохо докладик на этот счет, – сказал Греков»[69]. И получается, что миллионы русских солдат, истекающие кровью, раненные, как этот сапер, герой романа «Жизнь и судьба», воевали с немцами не во имя укрепления основ созданной Сталиным советской системы, а, напротив, во имя надежды, что победа освободит их от мертвых цепей этой системы. И трагедия состоит в том, что нынешняя, якобы христианская наша РПЦ вопреки правде о войне, правде о советской истории, вопреки надеждам солдат, крестьян, отдавших жизнь во имя победы, убеждает нас в прямо противоположном, в том, что русская солидарность, воплощенная в колхозах, в социалистическом соревновании, – это и есть национальный русский путь. Трагедия войны, особенно в ее начале, как раз и состояла в том, что не все, кто ненавидел колхозы и создавшую их советскую власть, сумели заботу о русскости поставить выше своих обид. Кстати, автор романа Василий Гроссман так и не говорит, что было причиной ранения в плечо посланца партии комиссара Крымова во время его ночлега у Грекова. Или шальная пуля, или шалость противников колхозов!

Мы сегодня не просто забыли, а не хотим знать, как в начале войны проявили себя крайне негативные для духовного здоровья российской нации последствия «красного террора», и коллективизации, и репрессий конца тридцатых. В ходе Первой мировой войны немцам так и не удалось из русских военнопленных создать какое-либо военное образование, воюющее на их стороне. А на стороне фашистской Германии во время Второй мировой войны участвовало более миллиона граждан СССР. Только в армии генерала-предателя Власова состояло около 400 000 военнопленных. В Орловской области, на родине лидера КПРФ Геннадия Зюганова, немцы создали «орловскую бригаду» численностью более десяти тысяч штыков, которая активно воевала на их стороне. Если бы все русские люди сердцем и умом восприняли советскую власть, то не было бы в начале войны такого массового предательства. Достаточно прочитать в архивах НКВД признания сознательных предателей из военнослужащих, которые переходили на сторону немцев, убивали своих комиссаров, чтобы понять масштабы бедствия, которое обрушилось на Красную армию во время войны. Так что не следует целиком и полностью привязывать, как это делает Геннадий Зюганов, победу русского солдата в войне с фашистской Германией к советской политической системе. Конечно, советская система со своей жесткостью, со своей государственной дисциплиной, внушающей страх, очень многое дала для организации сопротивления немцам.