.
Подобные же антисемитские настроения вызывала у Томаса Манна в 1919 году гражданская война в Германии. Просоветский «Союз Спартака» для него был олицетворением угрозы уничтожения европейской культуры, тем, что он называл «смесью еврейского интеллектуал-радикализма со славянским православным фанатизмом». Когда в Мюнхене еще были слышны звуки перестрелки между бойцами входящего в город добровольческого офицерского корпуса и отступающими силами «Союза Спартака», в последние минуты жизни Баварской Советской республики Томас Манн записал в свой дневник: «Мы говорили о том, возможно ли еще спасение европейской культуры <…> или победит киргизская идея уничтожения <…> Мы говорили также о типе русского еврея, вождя международного движения, этой взрывоопасной смеси еврейского интеллектуал-радикализма со славянским православным фанатизмом. Мир, которые еще не утратил инстинкта самосохранения, должен с напряжением всех сил и в короткие по законам военного времени сроки принять меры против этой породы людей»[80].
Кстати, мы забываем, что Сталин тоже разгромил в середине двадцатых левую оппозицию на волне антисемитских настроений в партии среди бывших красноармейцев. Сам этот наблюдаемый в Европе в двадцатых годах ХХ века факт перерастания этнического консерватизма в антисемитизм – еще один серьезный аргумент, свидетельствующий о необходимости перехода от охов и вздохов по поводу гитлеризма к серьезному и всестороннему анализу идейных, психологических, исторических истоков фашизма. Нельзя забывать об уроках послевоенного сталинского СССР. Вслед за убеждением, что «Россия является родиной слонов» появилось «дело врачей». Наши идеологи «русской весны», настаивающие на том, что «один народ – одно государство», не знают, что они дословно повторяют первые строки «Майн кампф» Гитлера. Кстати, фашизм был возможен и без антисемитизма. Примером тому исходный, первоначальный фашизм Муссолини. Его радикальный национализм, о чем он сам говорил, является реакцией на радикальный интернационализм большевизма, ленинизма, ответом на угрозу советизации Италии. Все это – азбучная история ХХ века.
Но не только наше обыденное сознание, что объяснимо в силу указанных особенностей русского национального сознания, но и постсоветская, якобы свободная от идеологических шор политическая наука всячески избегает серьезного разговора о связи между радикальным интернационализмом исходного, первоначального большевизма, между марксизмом Ленина и Троцкого, и практически неизбежной реакцией на него в виде радикального национализма, радикального, «революционного народничества», как говорил о своей идеологии Гитлер. Ведь точно так, как якобинство, революционный терроризм Робеспьера породил консерватизм де Местра, интернационалистский революционизм Ленина и Троцкого породил националистический революционизм Муссолини и Гитлера.