.
Даже характерная для соратников Ленина ненависть к сытости, к достатку так называемой буржуазной «цивилизации», ненависть, конечно, на словах, отпугивала Запад от большевистской России. В своих воспоминаниях о «Двенадцати днях в Германии» (октябрь 1920 года) Григорий Зиновьев больше всего возмущался «изобильными магазинами, битком набитыми деликатесами», и сытыми, тупыми буржуями», которыми полна столица Пруссии. Ненависть к буржуазии и капитализму Зиновьева, как и у всех ленинцев, была замешана на ненависти ко всем благам жизни, которые принесла людям западная цивилизация. Отсюда, соответственно, и реакция Запада на призывы советской России к уничтожению созданной им цивилизации. Как писала в начале 1930-х газета «Таймс», «в мире недостаточно места сразу для большевизма и цивилизации». Фашизм – не меньшее зло, чем большевизм. Но надо помнить, что это страшное зло появилось в контексте противостояния русского коммунизма и европейской цивилизации.
Национал-социалисты, что, на мой взгляд, важно учитывать и сегодня, в начале XXI века, крайне умело использовали самые слабые места всех марксистских партий – и социал-демократических, и коммунистических. А именно – их нарочито критическое отношение к традиционным ценностям, к национальным традициям, национальным святыням. Национал-социалисты выступили на политической сцене и как борцы за немецкую национальную культуру. Еще до прихода к Гитлеру его соратник, идеолог национал-социализма Альфред Розенберг в 1929 году основал «Союз борьбы за немецкую культуру», призывавший немцев на борьбу против «культурного распада» и за «возрождение души». Показательно, что национал-социалистические ячейки на промышленных предприятиях Германии в конце 1920-х – начале 1930-х годов, с одной стороны, не менее жестко, чем марксисты, критиковали деспотизм, эксплуатацию человека человеком, но, с другой стороны, защищали христианские национальные ценности. В брошюре Ганса Шемма с многозначительным названием «Красная война. Мать или товарищ?», которая раздавалась рабочим, читателям предлагалась альтернатива: «христианское жизнеутверждение или варварское уничтожение! <…> Гитлер или Сталин!», и Ганс Шемм призывал их, рабочих, при вечернем звоне произносить молитву: «Сохрани нас, господи, от чумы, от уничтожения большевистским зверем»[126].
Даже исторический материализм Карла Маркса признает громадную роль случайности в человеческой истории, тем более случайности в появлении тех или иных лиц на политической сцене. Но нельзя не видеть, что объективных фактов для появления на политической сцене Европы после Первой мировой войны радикальных националистов, защитников так называемых «национальных ценностей», «национальных святынь», «национальной интеллигенции», то есть фашистов в точном смысле этого слова, было не меньше, чем объективных факторов для победы большевиков в гражданской войне в России. И несомненно, что одним из важных факторов, который породил характерную для фашистов неприязнь, ненависть к советской системе, было физическое уничтожение большевиками прежде всего представителей мелкой буржуазии, духовенства и консервативной интеллигенции. Впрочем, защитник немецкого бюргерства Гитлер на самом деле тоже, как и большевики, расправился с носителями, как он говорил, культа денег. Он их убил не в ГУЛАГе, а на фронтах Второй мировой войны.