Русская апатия. Имеет ли Россия будущее (Ципко) - страница 84

И я думаю, что нам на самом деле, как говорил Георгий Федотов, не было жалко своих, ибо никогда не было и, наверное, нет русской нации в точном, европейском смысле этого слова. Еще Деникин говорил, что большевики никогда бы не победили в России, если бы русские были нацией, а не собранием ненавидящих друг друга классов. Не может быть жалости к своим, если нет того, что, кстати, лежало в основе идеи европейской нации, а именно сознания того, что человек, который рядом со мной, имеет такую же ценность, как я, имеет право на свою собственную единственную жизнь, право быть самим собой, на тебя не похожим. Миллионы русских, возненавидевших за несколько месяцев своих бывших «братьев» и радующихся гибели как можно большего числа воинов-неумех, «укропов», никак не хотят допустить мысли, что они, украинцы, бывшие «братья» – не меньше люди, чем мы, русские, что они имеют право, как мы, распоряжаться своей судьбой и выбирать, кто является для них близким, а кто – дальним.

Не может быть на самом деле никакого подлинного патриотизма, любви к родине, если у тебя нет в душе любви к своим соплеменникам, другим гражданам своей страны, внутренней причастности к тому, чем они живут, что их заботит. И, наверное, этот уникальный для человечества опыт массового поклонения к величайшему в истории Европы изуверу, садисту Сталину характерен именно для значительной части русского населения. У нас миллионы людей до сих пор любят Сталина прежде всего потому, что он немерено убивал прежде всего своих, убивал русских. Подобное по определению невозможно ни у одного из христианских народов. К примеру, у поляков уйма слабостей, причуд, они об этом говорят сами, но в критические минуты – я это наблюдал и слышал сам осенью и зимой 1980–1981 годов – они, боясь крови, повторяют: «Поляк в поляка не стреляет». Но мы – особая нация. Наш НКВД проявлял куда больше жестокости к своим, русским, чем гестаповцы даже к чужим.

Зачем я обо всем этом говорю? Только для того, чтобы обратить внимание на неизбежные негативные последствия нашего нынешнего увлечения «религией войны». «Религия войны», овладевшая нашими умами после присоединения Крыма, по всем линиям вытесняет из нашей души и без того слабое у нас в России христианство. «Религия войны» снова делает нас язычниками, поклоняющимися, кстати, чужому, балтскому богу Перуну, который ждал обязательно человеческих жертвоприношений. Вместе с «религией войны» мы, примером чему названное мной выступление Патриарха в Думе, вольно или невольно начинаем реабилитацию изуверств нашей революции. Каждая новая победа «религии войны» на самом деле отделяет нас от христианства. Наш нынешний лозунг «Россия – не Запад» – на самом деле лозунг «партии войны», это свидетельство моральной капитуляции современной России. Не надо иметь особое гуманитарное образование, чтобы понимать, что, объявляя войну Западу, мы объявляем войну христианству, лежащему в основе европейской западной культуры. Впрочем, на что я уже обращал внимание, тем самым мы объявляем войну великой русской гуманистической культуре. Настаивая на том, что для морали нет места в истории, что нет необходимости моральной оценки и советских лидеров, мы посягнули на различия между добром и злом, отменили понятие «преступление». Это уже отход не только к Марксу, а еще к Леонтьеву как предшественнику Ницше. Подменив ценность свободы ценностью справедливости, как это делает наш Патриарх, мы посягнули на основу христианства, на право на творчество духа, на свободу выбора. Здесь, вслед за «великим инквизитором», мы посягнули на «свободу веры людей». Достоевский был прав, без свободы веры людей нет ни христианства, ни человека. И даже объявив войну буржуазной демократии, откровенно защищая традиции русского всевластия и покорности власти, мы снова тем самым посягнули на христианство, ибо, по мнению творцов идеи демократии, именно потому, что человек принадлежит Богу, он не имеет права отдавать целиком власть над собой другому человеку, такому же смертному, как он, не имеет права «навсегда себя подарить другому» и т. д. и т. п. Перечень наших гуманитарных утрат из-за нашего вздорного желания не быть европейцами очень велик. И, к несчастью, ненависть к Западу, а тем самым – к христианству, а тем самым – к основам нашей русской культуры, растет с каждым днем.