Русская апатия. Имеет ли Россия будущее (Ципко) - страница 90

Мне могут сказать, что все же за нынешним критическим отношением к перестройке Горбачева стоят и позитивные перемены в русском национальном сознании. Теперь уже никто не рискнет сказать, что патриотизм является «убежищем негодяев». Безразличие к судьбам СССР, действительно характерное для конца восьмидесятых – начала девяностых, сменилось горечью от утраты СССР, сознанием распада СССР как национальной катастрофы. И, конечно, переход от национального нигилизма к нынешним патриотическим настроениям несет в себе и много позитивного.

Но лично меня, во-первых, пугает резкость в произошедшей перемене настроений. Мы, как всегда, перескакиваем от одной крайности к другой. Смущает то, что эти резкие перемены произошли не в силу внутренних факторов, а в силу откровенного зомбирования нашим телевидением сознания людей. Еще в январе-феврале 2014 года не более 20 % населения РФ желало присоединения Крыма к России. А всего через два месяца, в апреле, уже 90 % населения радовались тому, что Крым наш.

Повторяю, лично меня пугают эти резкие по историческим меркам перепады в настроениях постсоветского русского человека. Вчера ему было абсолютно наплевать на то, что будет после распада СССР с Крымом, с городом русской славы Севастополем. А сегодня он готов спалить и себя, и все человечество во имя того, что он вчера на самом деле предал. Меня лично пугает этот резкий, во многом неожиданный, правда, спровоцированный СМИ, перепад от атрофии национального чувства к готовности пожертвовать всем на свете во имя проснувшейся национальной гордыни. Видит бог, я очень хотел, чтобы в России проснулся патриотизм, любовь к Родине. Но нынешний «безбашенный» патриотизм, сжигающий и совесть, и ум, меня действительно пугает.

Горечь утраты СССР заморозила мозги

И действительно, наш нынешний патриотизм почему-то лишает нас способности думать, и прежде всего лишает этой способности бесчисленных критиков перестройки Горбачева. Я возьму на себя ответственность утверждать, что беда наша в том, что мы, начиная с конца 2013 года, на всех уровнях думаем намного меньше, чем это нужно для сохранения России как государства с тысячелетней историей в современном глобальном мире. Ситуация для нас на самом деле в стратегическом плане стала намного хуже, чем она была до нашего праздника 16 марта 2014 года. Мне вообще кажется, что наша эйфория, наша якобы готовность умереть в ядерной войне, идет не столько от мужества, от проснувшегося патриотизма, сколько от атрофии ума, от неспособности просчитать, сколько будет два плюс два, просчитать все неизбежные, неотвратимые последствия, негативные последствия наших новых якобы побед.