3
Карен приезжала ко мне редко. Почти все время я был один. И, честно говоря, такое положение дел меня устраивало, причем с каждым следующим днем все больше.
Я много читал. Библиотека в доме была полна книг самых разных жанров, и всякий раз, когда было можно, я заказывал еще. Большая часть книг была по-английски, но я заказывал и на иврите – все, что мог найти, книги всех времен и на любые темы. Метки на полках указывали на жанры: детективы, шпионские романы, научная фантастика, но сами книги, как я быстро понял, были расставлены по десятилетиям. Связи между наклейкой на полке и книгами, которые на ней стояли, не было никакой. Предыдущий жилец предпочитал хронологию, – может, ему просто порой становилось очень скучно. Я продолжал тот же способ каталогизации и новые книги расставлял в зависимости от даты их публикации.
У этого нового принципа расстановки имелись два основных следствия.
Во-первых, не угадаешь, что именно ты найдешь на полке, пока не возьмешь книгу в руки. В большинстве случаев я не обращал внимания на то, что написано на переплете, и просто углублялся в то или иное десятилетие, глотая самые разные книги: фэнтези и религиозную философию, юридические детективы и политическую сатиру, книги по самосовершенствованию и научно-популярную литературу.
А во-вторых, на полках можно было ясно увидеть ту временную точку, когда были изобретены обмены. Если совсем точно – напротив окна, на полтора метра левее. С этого места и дальше книги публиковались уже в том мире, в котором обмены существовали.
Книги, которые вышли после, принципиально отличались от тех, которые вышли до. Часть из них – на иврите, часть – на английском, часть – даже на китайском (видимо, книги подбирали в расчете на того, кто может попасть в этот дом). Здесь были: любовные романы, в которых влюбленные теряли друг друга при странных обменах[49], политические и правовые эссе[50], книги, написанные раввинами, в которых рассматривались вопросы применения нового изобретения согласно галахе[51], и детективы, в которых серийные убийцы перемещались в тела полицейских, пытавшихся их поймать[52]. Читал я в основном другое.
Не потому, что новые книги недостаточно хороши. Какие-то были хороши, какие-то нет. Для меня это не так уж важно. Просто те книги, которые стояли на полке до этой точки, принадлежали моему миру – я ощущал себя его частью. Мир, в котором все, как и я, были привязаны к своему телу и испытывали на себе его влияние. Там, снаружи, люди убегали от самих себя в чужие тела, пытаясь найти то, которое станет подходящей оболочкой, но у меня в доме действовали другие правила. Тут я был собой.