– Секрет, который я выдам, – не удержался я.
– Не надо так говорить, – сказал папа.
– Но ведь это правда, – ответил я. – Все браслеты на мне загораются, и поэтому мы не можем спрятаться как следует, оказаться в новом месте и в новом теле. Можем только наполовину…
– И тем не менее это будет…
– Я слышал, как тогда, ночью, с тобой разговаривал тот самый детектив. Вы думали, что я уже сплю. Он сказал, что проблема во мне. Что им будет трудно защищать нас все то время, пока мы в этих телах. Он убеждал тебя, что мы должны разделиться: я поеду куда-нибудь, а ты обменяешься в другое тело и отправишься куда-нибудь еще.
Папа уставился на полоски между плитками на полу.
– Проблема не в тебе, мой дорогой. Ни в коем случае не в тебе. И никогда не думай о себе так, – сказал он. – Проблема во мне. Это я принял решение, и это мое решение подвергает нас опасности.
– Но это я не могу обмениваться.
– Значит, мы не будем обмениваться. Что делали свидетели, которых надо было защищать, раньше, когда обменов не существовало?
– Что?
– Ровно то, что делаем мы. Переезжали в другое место, меняли имя, начинали новую жизнь. – Он поднял на меня глаза. – У нас все будет хорошо, и я не готов к тому, чтобы ты вечно себя обвинял.
Я расплел ноги (сидеть по-турецки было неудобно), обхватил их руками, положил голову на колени.
– Ты обменяешься?
– Нет, – ответил он. – У меня будет браслет только на крайний случай.
Он тоже сменил позу и подсел ко мне поближе.
– У тебя тоже есть браслет на крайний случай, ты помнишь? – спросил он, касаясь своей головой моей.
– Какая разница? – огрызнулся я. – Браслеты на меня не действуют.
– Может, – сказал он, – это только временно? Может, когда ты вырастешь, они начнут действовать?
Я скривил губы.
– Вот что мы сделаем. В чем проблема с твоим браслетом? Он слишком нагревается и сгорает. Значит, возьмем твой браслет, положим его в морозилку, чтобы он охладился. На сколько это возможно. И будем его там хранить. Когда он тебе понадобится, он будет таким холодным, что ты успеешь обменяться, пока он не нагреется и не загорится. Но это браслет на экстренный случай. Мы вообще не будем вынимать его из морозилки, чтобы он был как можно холоднее. Хорошо?
Что я мог ответить? «Я знаю, что это бессмысленно»? «Пусть я еще ребенок, но понимаю, что моя неспособность обмениваться не связана с холодом и теплом»? Иногда и детям приходится прибегать к маленькой «белой» лжи, чтобы успокоить родителей.
Я знал, что в критический момент, если кто-нибудь найдет нас и нам придется воспользоваться этими браслетами – браслетами, которые заранее запрограммированы на обмен с опытными бойцами, чтобы мы оказались далеко от опасного места, – папе, может, и удастся с кем-нибудь обменяться, но мне – точно нет. Но я знал и то, что папе нужно, чтобы я подал ему лучик надежды, чтобы я дал ему ухватиться за мысль, что он успокоил меня. Поэтому я сказал: «Хорошо».