В каталажке меня продержали часа два. Наконец меня пригласили в кабинет Расторгуева.
— Ты долго еще будешь путаться у следствия под ногами? Тебе что, мало приключений на свою… — он осекся. — Ну, в общем, ты поняла… Из пистолета, который нашли в твоей машине, наверняка грохнули Воронцову и ее мужа-иностранца…
— Но там же нет моих отпечатков пальцев и быть не может, — парировала я.
— Нет, ты все-таки неисправима, — вздохнул Расторгуев.
Этой фразой он дал старт пятнадцатиминутной беседе. Вернее, это скорее был его монолог о том, как должна вести себя порядочная женщина.
Увы… Я расторгуевскому идеалу абсолютно не соответствовала..
После того как меня рано утром все-таки выпустили из милиции, я устало села в свою «девятку» и направилась домой. Остановившись на перекрестке возле Центрального рынка, я нажала на кнопку магнитофона и решила послушать музыку. Но странным образом с магнитофонной ленты понеслись не приятные мелодии песен Татьяны Овсиенко, а грубый хрипящий голос хамоватого мужика. Было ясно, что машину успели открыть в мое отсутствие.
«Слушай ты, сука, какого х… ты наступаешь мне на хвост? Что ты ходишь по пятам? Я предлагал тебе бабки, ты не захотела. Я „повесил“ на тебя серьезные улики, связанные с убийством Аньки Воронцовой и этого петуха Игнатова. Но ты снова выходишь сухой из воды. Однако дело намного серьезней, чем ты думаешь. Предупреждаю последний раз. Привет с того света!»
Запись послания кончилась, и вслед за ней послышались музыкальные ритмы ближневосточной эстрады. Я выключила магнитофон и задумалась. Все это наводило на определенные размышления. Я уже собралась ехать к дому, как заметила голосующую на тротуаре шикарную даму, в которой легко узнала Албену. Я притормозила и предложила подвезти.
— Как хорошо, что я тебя встретила, — Албена показалась мне чем-то встревоженной. — Мне хотелось поговорить с тобой.
— Что, угрозы повторяются?
— Да не то чтобы угрозы… А так, звонят и молчат. Только дышат в трубку и смеются. И я думаю, что звонят из какого-то борделя.
— Почему ты так подумала?
— В трубке были слышны голоса, скорее, выкрики уличных женщин. К телефону подходили какие-то шлюхи и что-то невнятно-глупое говорили. Вероятнее всего, он просто маньяк. Я уже было подумала, что кто-то просто балуется. Но вчера все тот же голос с кавказским выговором сообщил, что ребенка убьют, если я не выкраду «графские сокровища», как он это назвал, у Костика. Но откуда он мог знать о наших семейных тайнах?
— А лучшие друзья?
— Никто не мог об этом знать. Это тайна нашей семьи. Даже Макс случайно узнал наш с Костиком секрет.