— А может, у вас далеко идущие планы?
— Изнасиловать я вас мог всегда, даже сейчас. Не пугайтесь… Делать этого я не стану.
— Кто вы такой, Ваха?
— Бандит. Но я веду с вами честную игру.
— А бандиты бывают честны?
— Да, конечно, честное бандитское слово. Кстати, что с дневником Анечки Воронцовой? Царство ей небесное.
— Дневник в милиции, — спокойно ответила я, наблюдая за выражением лица бандита.
Впрочем, оно абсолютно не изменилось. Все та же лучезарная улыбка не сходила с еще совсем недавно хмурого лица.
— Значит, все наши делишки известны? Что ж, все равно скоро п..дец! — он грязно выругался.
— Что?
— Естественно, местного масштаба. Впрочем, вы сами все увидите. У нас еще есть время понаблюдать за действием на импровизированной сцене.
— Для бандита ты неплохо владеешь русским языком. Я бы сказала, даже присутствует образное мышление.
Ваха наполнил бокалы сухим мартини.
— Ты вчера не ответил на некоторые мои вопросы, Ваха, — решила напомнить я.
— Ну, я слушаю, — усмехнулся он.
— Жив ли Ариф?
— Я думаю, ответ ты узнаешь в течение часа, — ответил чеченец, залпом выпив мартини.
— Кто такой Мельхорн?
— Владелец колбасной фабрики в Покровске.
— А ты был на заводе в Покровске или кто-то из ваших работников?
— Нет. А зачем светиться? У нас ведь на фейсах указано «их разыскивает милиция». Другое дело, Александр Эмильевич. Вполне благородный джентльмен.
Ваха, казалось, издевается надо мной.
— Не стоит торопить события. Не забывайте, вы мне обещали свободу, а я вам помогу раскрыть дело до конца. А ваши друзья из органов внутренних дел это не поймут.
— А ты знаешь, что Мельхорн, у которого ваши люди похитили документы, и тот, кто сейчас действует под его именем, люди разные. Ты не похищал, часом? — в лоб спросила я.
— Только не я. Но тут и без меня хватает представителей народов Кавказа.
— Вполне возможно. Но ты ведь не скрываешь, что убил Воронцову.
— Анечку? Да, убил. Я даже был к ней неравнодушен одно время. Что делать — работа у нас такая, — Ваха по-прежнему хранил молчание по главному вопросу.
— Грязная и сволочная у вас работа, — только и оставалось констатировать мне.
— Действительно грязная. Но это как посмотреть. Я работаю чисто. Я ведь мастер своего дела. Художник, можно сказать. В душе я всегда был им. Просто каждый самовыражается как может. Быть грузчиком или торговцем на рынке — не для меня. Настоящий убийца — Шериф или Мельхорн. И я наверняка планируюсь его следующей жертвой. Перед тем как он свалит в Германию.
— Дачу заставили Воронцову переписать на тебя?
— Это Мельхорн заставил. Мне эта дача ни к чему, — лениво заметил Ваха.