«Божеский вид» занял около двух часов — сначала натиралась странной мазью без запаха, потом ждала, когда высохнет выстиранный в процеженной и отстоявшейся воде спортивный костюм.
Таким образом, из дома вышла около восьми вечера, когда уже начинало темнеть. Этот процесс ускорился с моим приездом на Шестую Дачную.
Когда я слезла с «шестерки» на Десятой, солнце зашло.
Алые облака медленно падали в горизонт. Дул пронизывающий ветер, но я не обращала на холод никакого внимания.
Предстояла крупная разборка. Толстый сказал: «…ребята всегда там» или что-то в этом роде. Сколько ребят, уточнить я не решилась; предположительно трое-пятеро — ни больше, ни меньше, чтобы ухаживать за четырьмя бойцовскими собаками и прятать их от глаз случайных прохожих. Ребята наверняка не дубовые.
Поэтому я прихватила с собой несколько действенных «штучек» из своего арсенала.
Впереди были три дороги, одна из которых уводила прямо в лес, «являющийся областным заповедником и охраняющийся законом о…», а другая — к частным домикам справа от заворачивающей трамвайной линии.
Никаких, особых примет я здесь не узрела, а потому отправилась по третьей — асфальтированной, прямо между заповедными и нормальными деревьями и кустами.
Мимо пронеслись несколько машин разного вида, ни одной дорогой, подходящей Алексею Никитичу как вожаку городской псиномафии. Я шла медленно и упорно, проникаясь светом полуполной луны, вслушиваясь в потрескивание раскачиваемых ветром ветвей, шелест листьев, негромкие перещебетывания птиц.
Мимо жужжали комары, изредка тыкаясь в меня, не чувствуя во мне ничего человеческого и облетая стороной. Я мысленно прониклась уважением к Ване и его поставщикам — не знаю, как на собак, но на насекомых антиперспирант явно действовал.
Внезапно увидела тропинку слева, уводящую в глубь леса. Пошла по ней, прислушиваясь. Миновала груды старого мусора по обе стороны от тропинки.
Неожиданно послышались далекие неразличимые крики. Переждав несколько секунд, я двинулась вперед убыстренным шагом.
Так и есть — где-то впереди и слева кричали, судя по почвенной дрожи, там бежала ватага человек в десять.
Я помчалась вперед, ветки хлестали по лицу и подставленным рукам, под ногами хрустел раздавленный сушняк.
Топот и крики внезапно стихли. Черт!
Медленно прокралась вперед, вернувшись на тропинку, и через несколько десятков шагов свернула направо. Спустившись и перепрыгнув неширокий ручей, вышла на большое истоптанное поле, возможно, по выходным огораживаемое колючей проволокой для собачьих боев, а сейчас пустое.