Почти сорок лет спустя молодой гаитянский антрополог по имени Мишель Лягерр[180] сумел найти ответы, которых не хватало в книге Хёрстон. Летом 1976-го года Лягерру довелось пообщаться с группой крестьян, вовлечённых в какую-то тайную секту, пока они не приняли протестантизм. По словам отступников, сеть тайных сообществ покрывает всю территорию острова, негласно разбитую на сферы влияния. Названия группировок зависят от региона, и среди них значились: Зобоп, Бизанго, Винбиндинг, Сан Поэль Мандинг и, представьте себе, Макандаль. Вступали в эти общества по приглашению или через посвящение и, несмотря на строгую иерархию, общество было открыто для мужчин и женщин. Лягерр убедился в наличии паролей, знамён, транспарантов, чёрно-красной униформы в блёстках, целой программы песен, танцев и барабанных соло. Он также отметил циклический график ритуалов, способствовавших пущей сплочённости членов общества, что играло для организации немаловажную роль. Собрания происходят только ночью и начинаются с вызова духов, а завершаются торжественным шествием с выносом священного символа секты – гроба, именуемого «секей мадуле» (от искаж. фр. cercueuil – гроб).
Однако, по мнению Лягерра, функции данных организаций далеки от того, что им приписывала Хёрстон. В деятельности этих людей нет ничего криминального. Это скорее инструмент поддержания порядка, управляемый элитой вудуистского культа, сознательные честные крестьяне. Подобно своим собратьям в Западной Африке, они также являются ответственными хранителями канонов фольклора. Каждая ячейка тесно связана с унфором, чей настоятель-хунган служит посредником между подпольем и внешним миром. Филиалы сообщества разбросаны столь повсеместно на острове, что Лягерр рассматривает их как звенья подпольной администрации, готовой к прямому соперничеству со столичным, официальным режимом Гаити. А исторические корни этого явления не вызывают никаких сомнений.
По его мнению, вследствие войны за независимость и в свете предательства военных лидеров, сопротивление марунов продолжилось на ином уровне. В отдельных регионах их банды свирепствовали до середины XIX-го столетия. Но по мере захвата земель бывшими рабами и становлением водунизма, миссией марунов стала защита крестьянства от дальнейшего закабаления городской финансовой элитой, которая притесняла людей уже не из-за цвета их кожи. Если вой ну с французами можно выиграть или проиграть, то новое противостояние марунов чуждому миру обещало быть нескончаемо долгим. В новых условиях маруны больше не могли быть открытой военной силой. Они ушли в подполье и сделались силой политической, представляющей интересы своих единоверцев на гаитянской земле. Нынешние последователи марунов продолжают дело основателей движения, но лишь в пределах своего района, где они теперь «смотрящие».