Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии (Дэвис) - страница 90

Отнести снадобье гаитянских колдунов к разряду приятных наркотиков было бы опрометчиво. Но с грибами эту дрянь объединяет латентный потенциал. Будучи полностью парализован, но в ясном уме, отравленный японец тоже отчётливо видит свою скорбящую родню. Но по исцелении он подгоняет свой печальный опыт сообразно канонам общественной логики и морали. Последствия отравления фугу известны всем. В магическом мире Гаити у Клервиуса Нарцисса также были свои представления о том, как попадают в могилу, и кем из неё выходят.

И я не смогу разобраться в гаитянских таинствах, пока мне не станет ясно, как он, Нарцисс, мыслит. К счастью, в моём распоряжении была богатая литература, нужная мне, прежде чем я вернусь на таинственный остров.

Граф Карниц-Карницки был человек сострадательный, и его изобретение прогремело на всю Европу. Идея устройства пришла в голову камергеру русского царя на похоронах одной бельгийской девушки. Лишь только о крышку гроба ударили первые комья земли, из-под неё донёсся жалобный голос, ужаснувший священника и скорбящих. Многие дамы упали в обморок. Граф так и не смог забыть тот крик. Страх преждевременного погребения в викторианской Европе царил повсеместно.

Он презентовал своё изобретение на рубеже веков[122]. Устройство было простым, надёжным и равно доступным по цене всем слоям населения. Совсем малоимущие люди могли одолжить его напрокат. Это был герметический бокс с длинной трубкой, выводимой сквозь отверстие в гробу, когда тот опускали в яму. На груди усопшего устанавливали стеклянный шар, соединённый с боксом пружиной. При малейшем колебании шара, если мёртвый вздохнёт, крышка бокса отскакивала, пропуская в ящик воздух и свет. Далее шла череда сложных операций, достойных ухищрений Руба Голдберга[123].

Над могилой выскакивал флажок, загоралась лампочка, и полчаса кряду дребезжал звонок. По замыслу графа, трубка не только снабжала погребённого кислородом, но и служила резонатором голосу ожившего. Немудрено, что в ту пору сей аппарат вызвал сенсацию и стал символом технического прогресса. Он упоминается в завещаниях тысячами французов. А в Америке его предлагали распределять за казённый счёт.

Бум вокруг графского изобретения спровоцировала эпидемия преждевременных погребений, непонятных светилам тогдашней медицины. Жёлтая пресса постоянно писала о ком-то, кого чуть было не похоронили заживо. Мы читаем в типичной заметке в «Лондонском эхе» за март 1896-го года о следующем: Никифор Гликас[124] – православный митрополит острова Лесбос, скончался на восьмидесятом году жизни. Согласно обычаю его церкви, труп церковника нарядили и посадили на трон для круглосуточного прощания с прихожанами под присмотром высших церковных чинов. На другую ночь старец открыл глаза и с ужасом обнаружил плакальщиков, копошащихся у его ног. В не меньшем изумлении пребывали и попы, чей духовный лидер не умер, а всего лишь впал в оцепенение. «Будь на месте этого человека обыкновенный мирянин, его бы, наверное, закопали живым в первую ночь», – констатирует циничный корреспондент английского «Эха».