Бобков колебался всего какую-то долю секунды: говорить или не говорить? Потом вздохнул:
— Да-а, чуть «Москвич» не выгорел! По таблице восьмерка, а у меня тройка на конце серии, а номер сошелся.
— Да ты бы подвел хвостики!
— Я подвел.
— Ну и?..
— Послал Любку с билетом в кассу. Чуть ее там не арестовали. Да баба моя, она там кассиршей работает, подпись мою узнала на билете. Рубль дала, да еще погрозилась!..
— Ох и брехать ты здоров! — смеется Черемизин. — Она ж тебе и рубля не дала. Она Любке троячку сунула, чтобы та хлеба купила тебе сухари сушить!
— Да ну!.. — возражает неуверенно Бобков.
— Что «да ну»?.. А за шкафом у тебя мешок с чем?
— Это я велел взять — корове подмешивать. Скоро телиться будет.
— И что у тебя за корова, два раза в год телится?!
— Ой, я и забыл…
Здоровяк Черемизин, кажется, больше всего на свете любит похохотать. Смотришь на его добродушное лицо, большеглазое и густобровое, похожее на ковригу румяного сдобного хлеба, и думаешь: как же это сумели люди такого детину на чистом смехе замесить? Другой-то человек, поглядишь, пигалица, и на наперсток в нем смеха нет, одна слизь сочится…
— Ну ладно, хватит, — неловко улыбаясь, просит Бобков. И чтобы Черемизин поскорее кончил издеваться над ним, Бобков торопливо сует ему в руки лист бумаги: — Ты вот скажи лучше, это тебе нравится, а? Как?!
Подложный уже постучал линейкой по столу, призывая к тишине. Черемизин смотрит, что ему всунул Бобков, а главный инженер шепчет громко, для всех:
— Пал Ваныч, передай Константину Николаевичу… Как я его?! — И весь он уже — нетерпение: ерзает, попискивает, предвкушая удовольствие. Еще бы! Такую штуку выкинул!..
Черемизин разглядывает картинку и, загораживая рот ладонью, рыкает смехом. Привстают соседи Павла Ивановича, вытягивают шеи и, взглянув на карикатуру, тоже смеются. Бобков закинул ногу на ногу, ладонь на колено — барабанит пальцами. Физиономия сияет, как раскаленная печка. Черемизин пускает рисунок по рукам:
— Нет, вы посмотрите, Константин Николаевич, до чего схоже!.. А он еще говорит, что не сумел тройку на восьмерку подвесть! — И своей разлапистой клешней шлепает Бобкова по колену, нога соскальзывает, и Бобков опять ерзает, потеряв позу. — Ублажил так ублажил! — грохочет на весь кабинет Черемизин. — С лотереей не вышло, так он вот что отмочил! Хоть раз за всю жизнь…
Подложный достал было из стола футляр с очками, а как взял в руки картинку, так и без очков разобрал, что к чему. Глазам своим не поверил — еще раз глянул, потом только засопел, засопел, локти на стол, большими пальцами захватил нос и к окну отвернулся. Черемизин все еще успокоиться не мог, пока на него Бобков не цыкнул. Стало тихо.