По зрелой сенокосной поре (Горбачев) - страница 138

2

Веселая суматоха длилась недолго. Капитан Мостовой знал дело. Свободных от вахты матросов он отпустил на берег, а остальные заняли свои места. Быстро сдвинули крышки с трюмов. Мостовой, высокий и худощавый, поднялся на мостик. Убедившись, что у него все готово к погрузке, капитан снял фуражку с золотым крабом и махнул Павлу Ивановичу и Подложному, которые подошли к кромке причала. «Начнем!» — должно быть, сказал он, слов не было слышно.

— Начинайте! — также деловито скомандовал Подложный Черемизину.

Павел Иванович, взволнованный не меньше других, встретился глазами с Сергеем. Горобец ждал у пульта управления.

Как передавалась от человека к человеку команда, так и внимание собравшихся перемещалось следом за ней. Минуту назад все было просто. Сейчас Сергей почувствовал, что все сосредоточено на нем.

Черемизин кивнул ему и крикнул:

— Давай, Сережа, пускай!

Вот он, его миг! Первое начало и первая ответственность.

В другой раз сам Подложный, Павел Иванович и Реснянский могут дать такую команду. Она будет точно выполнена. Но в день открытия навигации соблюдается обычай, простой и строгий, сложившийся не по приказу, не за день и час, а за долгие годы. В такой день — как в праздник — все делается четко, по порядку.

Сергей думал, что его сегодняшнее дежурство но счастливой случайности совпало с прибытием «Мечникова». Но начальник пристани и Черемизин ожидали теплоход именно сегодня. Знали они и кого поставить дежурным техником в смену. Обычно расторопный и находчивый, Сергей не должен был растеряться на вахте. И только сейчас спохватился Павел Иванович, что не поговорил с Сергеем, Глядишь, парень меньше волновался бы. Впрочем, надо ему когда-то делать первый шаг без оглядки. Окончится смена, тогда видно будет, ошиблись они с Подложным или нет. Константин Николаевич-то отстаивал Бочкарева. Тот, дескать, тертый калач, из любого положения выкрутится…

Сергей одернул и огладил китель, вытирая о сукно потные ладони. Посмотрел назад — из траншеи неторопливо шел бригадир.

— Как в траншее, Дмитрий Алексеевич?

— Порядок! — Реснянский говорил не спеша, громко. — Ребята готовы.

— Хорошо. Дайте сигнал.

Обмахнув усы, Реснянский трижды повернул на щите управления переключатель. Сигналом к работе прозвонил на причале и в траншее звонок.

Заулыбались механизаторы, отлегло сердце Черемизина. Он ободряюще кивнул Сергею, тот тронул за плечо Реснянского и сказал:

— Стрелу, Дмитрий Алексеевич!

Реснянский буркнул под нос что-то вроде «господи, благослови!» и включил пускатель. Пятнадцатиметровая стрела, похожая в профиль на нос щуки, заскрежетала и поползла к теплоходу. Сергей включил главный мотор. Дрогнула транспортерная лента, со свистом провернувшись на барабанах, закрутила ролики, потянула, как на спине, в трюм щепки, куски прошлогоднего угля и всякий хлам, наросший на ней за зиму.