«Да, — отвечаю, — Таня…»
А она:
«Несчастная девочка! У тебя горе… Известное, постоянное женское горе… Семен подлец, я всю жизнь это знала и боялась… Я воспитывала, как могла… Но теперь уже стара… Он не слушает мать свою… Я могу поплакать с тобой, девочка. Больше мне нечем тебя утешить. Семен трус… Он всегда боялся холодной воды…»
Так я и уехала от нее ни с чем…
— Как же вы решили дальше? — невольно спросил я.
— А мы не решили… Вернее, я еще не решила. Он просил… прощения… Уверял, что это случайное увлечение, а, по мне, так еще хуже… Пока все как во сне…
Слушая Таню, я открывал давно известное… А она уже молчала. Ждала ли приговора, поддержки, совета… Я мог бы ей сказать резкие слова о Семене, но нужно ли это теперь, когда она сама все понимает?! И кто дал нам право — Семену, мне или кому другому — решать чужую судьбу? Человек должен сам…
— Что я скажу, Таня… Разберетесь… Вы слышали что-нибудь о Милене?
— Да. Татьяна Андреевна рассказывала… Я верю, она была замечательной девушкой!..
— Не те это слова, Таня!.. Хотите, я пришлю вам страничку из ее дневника? Она писала еще задолго до вашего замужества. Она как будто заранее знала, предвидела многое…
— Хорошо, — ответила Таня и остановилась. — Теперь простимся!.. Я буду ждать.
LXIV
И вот я снова — в который уже раз! — покидаю родину, отчий дом…
Я не моряк. Но все-таки:
полфута под килем — вперед, старина!
Грустные воспоминания остаются, кажется, позади. Ведь было в жизни и много хорошего! Хотя, например, коньков с ботинками у меня никогда не было. Не было и спортивных костюмов, и даже свитера приличного, чтобы сходить на каток. А тут получилось так, что на каток собрался весь класс — культмероприятие. Не пойти нельзя — кончался зимний сезон. В этот раз непременно должна быть там и Милена, а мне хотелось с ней прокатиться, так хотелось, как, наверное, никому никогда еще не хотелось.
И вот я сочиняю дома, что мне дали общественное поручение — организовать культвыход. Может быть, и на самом деле так было, только деньги, чтобы взять коньки напрокат, мне дали, а вот свитера подходящего даже у соседей не нашлось. Не идти же в пальто?! Что это за катание будет!..
Мою мать, как всегда в таких случаях, осенило.
— А вот это, — говорит, — чем не спортивная форма?
Берет свою фуфайку (у нее была легкая, стеганная на вате) и подает мне:
— Надевай, хороша будет! По росту в самый раз, и свободная. — разогнаться сможешь, и теплая.
Я посопел, но надел. Подошел к зеркалу — страхолюда: фуфайка-то домашняя! Где гвоздем клок выдран — вата торчит, где углем измазана, где известкой — курам на смех такая одежда.