По зрелой сенокосной поре (Горбачев) - страница 84

«Придет или не придет?» — загадала бабка Настасья о зяте. Она сдоила корову, отужинала и не легла спать, как обычно, а стала ждать Любку. Кроме нее, внучки, некому бабке поведать свою кручину.

К старости предчувствие редко обманывало Настасью. Вот и сейчас не желала она позднего гостя, а сама подсыпала в дубовую солонку до краев соли и ставила на стол с тихим благословением, с улыбкою, с твердой памятью того, что соль хоть и зубы ломает, а вкус ласкает.

На крюку над столом зажгла Настасья лампу. Кажется, все дела поделала. Нет, не все… Босая, прошлепала она по широким и белым, как льняные рушники, половицам. Подвинула от окна к простенку табурет, с оглядкой встала на него, боясь пошатнуться. Подтянула вверх гирьку ходиков, потом, подумав, перевела вперед стрелки, чтобы было попозднее и чтобы поскорее пришла Любка.

Чтоб утолить тревогу, засветила она еще и лампадку. День хотя и будний, бабка не пожалела деревянного масла и теперь крестилась на темноликие образа, проглядывавшие из почерневших окладов, едва озаренных огоньком светильника. Молилась Настасья скорее по обычаю, но привычке поговорить с богом, может, в кои-то веки раз и услышит ее.

— Господи, охрани, помилуй мя, господи!

А думала сама о другом, о жизни. С открытого настежь окна она подняла невзрачную застиранную гардину, присланную ей позапрошлый год дочерью, и высунулась на улицу. Вечерняя зарница всколыхнула окрестную темь, осветила Настасьино лицо. Несмотря на морщины, кожа у бабки была светлая, только от волнения под глазами у нее синеватые мешки.

Сумерки плотно обняли землю, тяжелее стал воздух. Сильно парило. На лугу, за речкой, печально пилил свою песню коростель. За погостом глухо и не часто, будто распугивая темноту, куковала кукушка. Листья на молодых яблонях в палисаднике обвисли, слабый ветер почти не трогал их. Серая кошка Марья неожиданно прыгнула с завалинки на подоконник. Мурлыча, потерлась мордой о бабкино плечо, мазанула пушистым хвостом щеку и губы. Настасья потеребила сухими пальцами нос и, причмокивая от пряного, по-медовому свежего запаха семенной свеклы, цветущей через стежку под окнами, увидела зарницу.

— Должно, и правда дождь будет. Дай-то бог, а то земля калянеет…

Хотела сказать, что и урожай при дождике будет хороший, но забыла, прислушиваясь к шуму на улице. Донеслось гудение машины. Оно приближалось, и все у бабки внутри холодело и замирало. «Должно, едет!» — решила она и растерялась, не зная, куда деться, за что взяться. А гул моторов (бабка уже различила, что машин две) приблизился к переезду на речушке, там сделался ровнее, тише и как-то незаметно пропал. «Должно, не он, а может, уехал?!» — подумала она и испуганно встрепенулась на стук калитки. За кустами мелькнуло белым пятном платье, значит — Любка, и Настасья облегченно и слабо передохнула.