— Один?
— А я ведь ни с кем не сговаривался.
— Заплутаешься ещё. Не годится в лес одному ходить.
— Ну-у…
— Ты, я вижу, и разговаривать по-человечески не умеешь. Смотри, отцу скажу.
— Да-а, все на меня жалуются. А я виноват, что мешаю всем?
— Кому ты мешаешь? — серьёзно спрашивает мама, и снова в её голосе слышится сочувствие. Но от этого я ещё больше злюсь.
— Всем мешаю.
— Тебя в лесу ещё лисица искусает, — говорит мама.
— Лисица?
— Лисы сейчас болеют.
— Лис я в лесу пока ещё не встречал.
— А вдруг наткнёшься?
— Наткнусь, так только рад буду!
— А не заблудишься?
— Нет, не заблужусь.
Вот я и шагаю по тропинке. Слева ручеёк журчит, где мы всегда ловим раков. Однажды — дело было четыре или пять лет назад — я сунул руку под корень в воде да как закричу.
Ребята все ко мне сбежались, а когда я руку вытащил, они хохотать принялись, да так злорадно. Ещё бы! Рак-то клешнями в мой палец вцепился. Вот я какой герой!
Справа от тропинки виноградники тянутся. Старые лозы сейчас сверху донизу обрызганы купоросом; от купоросной лазури прямо в глазах рябит. Но кое-где виноградники заброшены: даже до лоз руки не дошли. Взрослые сами о многом часто забывают. А почему? И потом на молодёжь ссылаются: мол, молодые-то все в город бегут. И ещё грозят своим детям: «Осёл! Здесь останешься, работать в кооперативе тебя заставлю!» Будто в кооперативе одни дураки работают!
У Гра́бовки я задерживаюсь. Грабовка — это родник. Вытекает он из-под скалы, и всё лето в него падают орехи и дикие яблоки. Нигде по всей округе нет лучше воды, чем в Грабовке. Сюда пить ходят не только из нашей деревни, но и из соседней, что стоит сразу же за холмом по ту сторону ручья. Но сейчас ещё рано, пить мне пока не хочется, а потому я весело бегу дальше.
Наконец я и в лесу. На самой опушке растут толстенные дубы. Лиловые колокольчики выглядывают из высокой травы. Я вспоминаю о девчонках. Вот где могут они нарвать красивые букеты! Но где сейчас девчонки? Во время каникул разве найдёшь их? Они не скоро ещё вернутся в деревню: кто с экскурсией уехал, кто у всяких там бабушек гостит. А колокольчики-то тем временем, глядишь, и отцветут!
— Эй, дядя! — слышу я вдруг за своей спиной.
Я оглядываюсь.
— Дядюшка, правильно мы идём к Красному камню?
А-а, да это экскурсанты какие-то! Никакого дядюшки вблизи не видно. И я иду дальше своей дорогой, а сам в душе немножко злорадствую. «Вот и они почему-то спать не стали, тоже, видно, им мухи покоя не дают», — думаю я об экскурсантах. Это семь или восемь человек, идущих через лес.
— Дядюшка, правильно ли мы к Красному камню идём? — спрашивают они во второй раз.