— Значит, в прибавке отказываете?
— Не про прибавку речь. Погоди. Сперва про тебя поговорим. Один на один. Без свидетелей, — сказал Лука Лукич, вновь вплотную приблизившись к девушке, пытаясь схватить ее поспешно спрятанную за спину смуглую руку.
— Сказывайте. Я слушаю, — все тем же глуховатым, сводящим хозяина с ума голосом сказала Любка, устраняясь быстрым движением плеча от его прикосновений.
Но утративший последнее самообладание Бобров вдруг, изловчившись, порывисто-резким движением привлек к себе упругое тело Любки, наглухо замкнув вокруг нее железное кольцо натренированных в мертвых хватках рук.
Любка, очутившись во властных объятиях Луки Лукича. быстро сообразила, что сопротивляться, бороться с ним куда рискованнее, чем притвориться податливой, хотя и не совсем готовой к уступкам, которых ждал и требовал от нее хозяин. Собранная, сжавшаяся, как тугая пружинка, она смотрела в упор немигающими, чуть прищуренными глазами в жалкое его лицо. И Лука Лукич, словно заколдованный ее неподвижным взглядом, замер, чувствуя, как земля уходит из-под его ног.
— Что, правда хороша я? Очень? Дух захватывает?
— С ума свела. Свету не вижу. Места не нахожу. Пропал я с тобой. Любезная! Фартовая ты моя!
— Правду сказываете?
— Богом клянусь. Нательным крестом. Честью! На все для тебя решусь. Ничего не пожалею. На престол, как царицу, тебя посажу. Стельную корову отдам…
— Стельной коровы мало, Лука Лукич!
— Кашемиру на платье…
— Я вишневый бархат люблю.
— И пять аршин вишневого бархату. Материя — высший сорт. Заграничная марка. Шанхайская… Меховую шубку с кенгуровым воротником к зиме с Куендинской ярманки привезу.
— А сережки?
— И серьги. Из чистого золота. Кашмирские. Дутые. И суперик с гранатом. И браслетку с рубинами. Цены тебе нет. Изумрудинка. Птица залетная. Бедовая ты моя. Былинка! — продолжал, как в бреду, как в полузабытьи, бормотать, задыхаясь, Лука Лукич. В то мгновение, когда он, покачнувшись, потерял равновесие, девушка гибким, вольным движением с удивительной ловкостью выскользнула из его безвольно разомкнувшихся рук и в мгновение ока очутилась на свободе.
Отпрянув от Луки Лукича, она легким движением вскинутых над головой рук поправила растрепавшиеся волосы. Затем, одернув смятую кофточку, снова спокойно и непринужденно встала перед обескураженным Бобровым.
— Чувствительно вам благодарна, Лука Лукич. За все ваши милости и приятности. Цену вы мне набили хорошую. Ничего не скажешь. Не поскупились… Только с ответом я погожу. На уме прикину. Боюсь, как бы сгоряча, сдуру не продешевить себя. А с вами до такого греха недолго!