Елизар Дыбин, стоявший с новоявленной иконой в руках вблизи походного алтаря, долго любовался боем быков. Глухо рычаги храпя, быки с каждой минутой зверели все больше и больше. Оглашая степь чудовищным ревом, они отпрянув друг от друга, останавливались как вкопанные, а затем снова бросались друг на друга, сшибаясь лбами. Огненно-рыжий Силыч, туго упираясь ногами в землю, долго сдерживал напор Бисмарка. Но потом, отпрянув назад, Силыч слегка присел на задние ноги, выпрямился, злобно хлестнул себя по спине упругим хвостом и, глухо взревев, бросился на Бисмарка, смяв под себя его гигантскую пепельно-серую тушу.
Пропоров Бисмарку бок, Силыч на секунду замер на месте, словно недоумевая, что случилось с его залитым кровью противником, а затем бросился с тем же угрожающе-глухим ревом куда-то в сторону. Елизар Дыбин, похолодев, увидел, что бык мчался на растерянно озиравшегося по сторонам, одиноко стоявшего невдалеке от церковного шатра пятилетнего ребенка.
Скуластое, бронзовое от загара лицо Елизара Дыбина окаменело. Над стыком дремучих бровей выступили крупные капли пота. И он, в смятении оглядевшись по сторонам, с размаху наотмашь бросил новоявленную икону в жухлую, сожженную суховеем траву, густо покрытую пылью. Потом по-звериному гибким, хищным прыжком опередил быка, на лету сгреб в охапку обезумевшего от страха ребенка и бросился с ним наутек к хутору.
Обескураженный промахом бык, роняя с губ густую и мутную, как клей слюну, бороздя землю, рогами, ринулся вслед за Елизаром Дыбиным. Но Елизар, настигнутый быком, метнувшись в сторону, ловко увернулся от его сокрушительного лобового удара. Сделав еще несколько крутых, спиральных кругов вокруг изворотливого Елизара Дыбина, бык, ослепнув от ярости, бросился в степь, видимо заметив там нечто такое, что его еще больше взбесило.
Елизар Дыбин, добежав с ребенком на руках до хутора, где уже толпился у церкви народ, и сдав мальчишку на руки Ульяне Кичигиной, предстал перед стоявшим на паперти попом Аркадием. От пережитого волнения, от бега в глазах Елизара Дыбина искрились лиловые круги, а сердце выбивало барабанную дробь. Вытянув руки по швам, он стоял перед папертью неподвижно, как в строю. Рядом с попом Аркадием стояла на паперти высокая монахиня с восковым иконописным лицом, и Елизар Дыбин, глянув на это лицо, только сейчас вспомнил про новоявленную икону, брошенную им в степи, и понял — дело для него может обернуться худо. Однако мысль о спасенном ребенке наполнила его тем жгучим волнением, от которого сухо было во рту и в голове стоял шум, похожий на легкое опьянение.