— Друг мой! — сказал Егор, придя домой вместе с Никитой и подавая жене ситец. — Сшей-ка ты этому молодцу рубаху.
— Что, нашли? — обрадовалась было женщина. — Это… разве не…
— Наш, наш, — докончил за нее Егор. — Но… ты сшей ему, Федосьиному сыну, — просящим голосом сказал он. — Белое к животу, а серое — к спине.
— А ребенку рубашка?
— Ведь он еще маленький… — Егор нагнулся над спящим младенцем. — Он может и голеньким пока побыть.
— А дочке штанишки?
— Ну, девочка в платье, а под платьем и худые штанишки сойдут, не видно… А тут такой молодец — и без рубахи… А потом ведь девочка Федосья сберегла меня для тебя, когда я тоже был маленьким и несчастным.
Жена поднялась и с опечаленным видом стала снимать с Никиты мерку.
— Ты у меня. Акулина, молодец! — Егор погладил жену по голове. — Мы, бедняки, должны помогать друг Другу, а то буржуи съедят нас поодиночке…
Как и предполагал братишка, Никита не смог попасть домой на рождественские каникулы. И только теперь, успешно окончив пятый класс, он в диковинной рубахе, делавшей его похожим на селезня, счастливый возвращался домой по зеленому бархатистому полю.
Поля были полны вешней воды. По краям озер сновали кулики на высоких тонких ногах и петушки с пышным оперением. Кое-где паслись табуны лошадей. Вниз и вверх по холмам бегали ребятишки. Молодые деревья приветливо махали зелеными шелковистыми ветвями. Трепетали тонкие листья берез. Расцветала обновленная земля.
Никита Ляглярин шел пешком в родную Талбу на летние каникулы. Он шел и вполголоса читал новые стихи, выученные им в школе:
Светает, товарищ, работать давай!
Работы усиленной требует край…
Потом началась бесконечная безлюдная тайга между Нагылом и Талбой. Никита шел по таежной тропе и уже без стеснения пел во все горло, радуясь тому, как раскатывается по тайге эхо.
Смело, товарищи, в ногу!
Духом окрепнем в борьбе.
В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе…
Он не шел, а казалось, летел, так ему было радостно. Он увидит сейчас отца и мать и расскажет им, что у него теперь не только два родных брата и сестренка, у него теперь их тысячи. И все они комсомольцы, и все они, так же как и он сам, будущие строители новой, прекрасной жизни. Он шел, уверенный в том, что перед ним открыта широкая дорога к свету.