— Ладно, — ответил мужик и вышел, но тут же вернулся: — Слышь, Афанасьев, Карбузин тебя зовет.
— Сейчас! — Захар ринулся к двери, но у порога быстро обернулся: — Ляглярин, я добром предупреждаю, чтоб отсюда никто до утра не уходил.
— Нам уходить некуда, мы у себя дома. Уйдете вы!
— Ах, ты грубить! — закричал Захар. — Ты… ты доведешь меня!.. Болтоев, стой у двери! Вот здесь. А то сядешь у огня, уснешь, а он тебя зарежет и удерет в Нагыл.
Пуд уселся у двери и положил винтовку поперек колен.
— Нельзя, нельзя выходить, — сказал он подошедшему к двери Алексею. — Сиди себе дома.
— А у меня такое дело, что нельзя сидеть дома! — насмешливо ответил Алексей.
— Ну, тогда здесь где-нибудь… за дверью. А то меня ведь тоже съедят, — проворчал Пуд, нехотя вставая, и тоже вышел наружу.
Вернувшись с мальчиком в избу, он уселся рядом с Никитой у огня и, наклонившись к нему, горячо зашептал:
— Ты осторожнее будь… Захар на тебя сильно грозится. Я ведь нарочно остался караулить, чтоб он не вздумал чего… Лучше мне красным стать…
— Уж больно у тебя, Пуд, все быстро получается! — улыбнулся Никита.
— Нет, раз они меня обманули…
Веки его воспаленных глаз дрожали. Видно было, что он искренне взволнован.
«Не попросить ли его помочь?.. — подумал Никита. — Но кто его знает, может, он нарочно подослан?»
— Слушай, Пуд, — повернулся к нему Никита после некоторого раздумья, — если ты правда решил красным стать, так об этом завтра и скажешь… Скажешь перед всеми, и чтобы народ понял, что это твое твердое решение.
Никита встал, запер дверь и уселся на прежнее место.
— Сколько же вас?
— Сто девяносто два человека.
— И пулеметы есть?
— Три. Один большой на колесах и два маленьких…
— Пуд! — оглянулся на него Никита после непродолжительного молчания.
— А-а… — сонно отозвался Пуд, с трудом приподнимая склоненную к огню голову.
— Задремал! — неожиданно прошипела забытая всеми Евдешка, появляясь у огня. — Ишь, обманщик! Говорит: «Из улуса!» Вот тебе и улус! Оказывается, просто бандиты.
— Это не я, — пробормотал Пуд, покачнувшись и широко раскрыв воспаленные глаза.
— Протопи хорошенько печь да ложись спать! — сердито сказал Никита Евдешке. — Нечего тебе наскакивать на гостя. Поспи и ты, Пуд. Да не бойся, никуда я не убегу, пусть сам Захар бежит. А дверь я запер, если придут, я тебя разбужу.
— Я спать не буду. Так только полежу немножко.
Пуд направился к нарам и вскоре засвистел носом. Улеглась и Евдешка, что-то ворча о странных людях, которые защищают бандитов и не дают слова против них сказать.
Никита сел к столу и быстро написал две записки: одну Сюбялирову и Матвееву, в улус, о прибытии ста девяносто двух бандитов при одном «максиме» и двух ручных пулеметах, а другую — Гавришу, о том же, но с добавлением, чтоб тот ни в коем случае не вздумал откладывать собрание и спрятал бы всех коней в наслеге.