— Жив! — Никита вскочил на ноги и рванулся к шалашу.
Его гордость — его новая рубаха пылала, билась на траве, как живая. Громко вскрикнув, Никитка схватил ее и прыгнул в озеро. Он неистово размахивал горящей рубахой и хлестал ею по воде. А вокруг него летели дымящиеся лоскутки…
Рядом с мальчиком что-то тяжело шлепнулось в воду. Чьи-то сильные руки схватили Никитку и понесли.
— Все это его шалости! — произнес над ухом Никитки сердитый голос. — А ведь большой парень!..
Сверху на него смотрели незнакомые лица. Они сливались в одно, кружились и опять расплывались.
— Такой большой парень, а глупый!
— Эх, беда, беда! — послышался голос Егордана.
Мальчик сразу очнулся. Перед ним стоял отец, держа под мышкой вилы.
Обгорелый остов шалаша походил на скелет какой-то сказочной огромной птицы. По жердям быстро поднимались огненные пташки.
В стороне, едва держась на обгорелой поперечине, кипел медный котелок.
Никитка, совершенно мокрый, понуро стоял, прижимая к себе локтем уцелевший рукав. Это все, что осталось от рубахи.
Какие-то люди, удаляясь в поле, обсуждали происшедшее.
— Ну и парень! — говорили они. — Уже совсем взрослый, а в такой день костер развел у самого шалаша!
Перед Никиткой, выставив вперед свое круглое лицо, сидела на земле жена Григория Егорова — Харитина. Ее черные глазки выделялись на белом полном лице, словно черные бусинки, катающиеся по блюдечку. Эта богачка славилась своим острым языком и властным характером. Было прежде и у нее свое горе в жизни — кривой передний зуб. Поэтому, когда Харитина разговаривала или смеялась, она почти всегда прикрывала рот левой ладонью. А недавно она выдернула этот зуб и теперь, несмотря на щербатый рот, чувствовала себя вполне счастливой.
— Что это ты, паря, спалил шалаш и будто остолбенел? — обратилась она к мальчику.
Оказывается, Никитка должен был радоваться после такого подвига! Мальчик отвернулся, он чувствовал, как от слов Харитины у него коченеет все тело.
— А что это он держит под мышкой, наш герой? Неужто рукав от рубахи? — произнесла она. — Паря, это что? Рукав от твоей рубахи? Никак сгорела?
Никитка вместо ответа промычал что-то и показал Харитине рукав.
— А ты, паря, надень хоть рукав, больше ведь ничего не осталось. — И Харитина весело захохотала, обнажая свои красные десны.
— Не стыдно тебе смеяться над ребенком? И впрямь, чем больше у людей богатства, тем меньше у них совести! — раздался сердитый голос Эрдэлира.
Услышав слова своего друга и защитника, Никитка вдруг горько заплакал.
А Харитина оглядела их своими черными, как угольки, глазами и сказала: