— Рыковка? Градус, конечно, слабоват, но сгодится.
— А вот и мы, — лейтенант вошел в комнату, в руках — стопочка тарелок, стаканы, под мышкой зажата связка свечей. — Мобилизовал на кухне.
— Наливай, лейтенант, общество доверяет, — чекист содрал шкурку с колбасы.
— Стаканчик граненый, наган вороненый, горилка чиста, как слеза, — напевая вполголоса, лейтенант раскупорил бутылку. Уполномоченный изучал свечи.
— Обгрызенные какие-то. И зубы не крысиные, человеческие, — он вставил одну в подсвечник.
— Садись, Иваныч, — позвал сержант. стакан застыл в его руке. — За успешное окончание мероприятия… какое оно в списке-то? Два дробь одиннадцать!
* * *
Тяжелый пласт штукатурки, весь вечер отчаянно цеплявшийся за истерзанный взрывом камень, оторвался и полетел вниз. в падении он развернулся и, ударившись плашмя о пол, раскололся на сотни маленьких кусочков.
Иван вздрогнул. Зябко. Шумит, и шумит. Он покосился на церковь. Сыплется помаленьку. Это ничего, пожалуй. К лучшему. В сон клонить не будет.
Он представил себе кастрюлю борща — наваристого, густого, воткнешь ложку — стоит.
Отгоняя видение, Иван бодро зашагал вдоль фасада: двадцать шесть шагов — кругом, двадцать шесть шагов — кругом, и размытая тень его в несильном пламени костра скользила по стене дома, припадая к окном и неохотно отрываясь от них.
* * *
Хохот из командирской комнаты заставил старшину приоткрыть глаза. Гуляют начальники, угомониться не могут. Пусть себе гуляют.
Он повернулся на бок, натянул на голову одеяло, отгораживаясь от прошедшего дня. Тепло разливалось по телу, баюкало.
Федот долго смотрел на спящего старшину, потом смахнул крошки со стола, прикрутил фитиль рампы и, положив голову на руки, задремал.
* * *
— Моя супружница сало иначе солит, — дохрустывая огурцом, заявил уполномоченный. — Берет она…
— Погоди, — чекист прислушался. — Ерунда, — он откинулся на спинку стула.
— Продолжай, Игорь Иванович, — лейтенант вертел в руках маленький, не больше папиросы, металлический цилиндрик.
— А что продолжать? — уполномоченный взял бутылку, разлил остатки по стаканам. — Конец горилки.
— Ты про сало хотел рассказать.
— Правда? — удивился уполномоченный. — А ну его…
Сержант, повернув руку, пытался достать спину.
— Что с тобой, Власьевич? Кусает кто?
— Как яиц переем, волдырь выскакивает. И всегда на одном месте. Чешется, мочи нет.
— Давай, пособлю, — лейтенант перегнулся через стол, поскреб чекисту спину.
— Во, во… — прижмурясь, замурлыкал сержант. — Самое туточки.
— Что за штука? — уполномоченный поднял со стола цилиндрик.
— Пиродетонатор.