С этой вроде бы мелочи и началось.
Слово за слово, я после бессонной ночи, она на взводе, ибо статья оголтелая. И мне выдает по первое число: «Я тебя предупреждала, что тебя не оставят в покое, если сам не уйдешь, а теперь и нам нигде нельзя показаться. Тычут пальцем: вот эти, Приставкины, которые нахапали миллионы за помилование. А у меня на хлеб денег нет!»
И финал: «Или мы (семья), или твоя Комиссия. Уйдешь, все будет как прежде. Не уйдешь – мы так жить не сможем. «Товарищи» тебе не позволяют уйти, потому что у них ни у кого своей жизни нет, это все их эгоизм».
Но у меня альтернативы нет. Бросить сейчас, в критический момент, Комиссию, значит предать своих, дело, которому отдано десять лет.
Я только сказал: «Ни в чем вас не виню, делайте как хотите. Я могу уйти, уехать куда-то. Но жить на два фронта, там атака и дома, я не могу».
– А ты предаешь семью, – сказала жена.
Хочет сохранить, оберечь семью. А может, и меня. Ибо заговорила о грозящем мне инсульте. Мол, все такие дела заканчиваются в лучшем случае если не арестом, то инсультом.
Разговаривали в моем кабинете, без Маши, я так настоял. Я сказал, что с ней поговорю отдельно.
– Но мы вместе, это наша с ней общая позиция.
Ультиматум.