Сперва я подумал, что это никакая не проблема, найти какой-нибудь фонтанчик да напиться, но фонтанчика на Монмартре не было. И туалета не было… бесплатного, я имею в виду, а платить за вход в платном туалете было, понятно, нечем.
Так я, умирая от жажды, почти как в пустыне, хотя в это трудно поверить, между тем не оставил ни на минуту моего ночного Монмартра. Я просто знал, что другой ночи для него у меня в жизни не будет. И я бродил от кабачка к кабачку и смотрел в окошки, ощущая прямо-таки кожей, как хорошо быть тутошним жителем и сидеть, коротая время за каким-нибудь столиком и попивая напитки. Даже воду.
Я не завидовал. Честное слово. Я наслаждался их наслаждением и веселился их весельем. Если меня как бы не было, то, значит, я был теми, кем я любовался.
Один лишь раз, но очень неожиданно, я услышал за спиной слова, произнесенные по-русски. Я даже не обрадовался. Я знал, что здесь язык никакой, а мой тем более, не нужен. Но я оглянулся и увидел парня и девушку.
И они почему-то догадались и спросили: «Вы русский?»
Как они догадались, может, я что-то произнес вслух, рассчитывая, что все равно никто не поймет? Да я мог просто разговаривать сам с собой и не замечать этого. В общем, они спросили, и я ответил, что я из Москвы.
Они почему-то удивились. В ту пору москвичей здесь было немного. Они же оказались русские, но которые живут в Париже. Их родители когда-то уехали из России, а эти, молодые совсем, не знают своей бывшей родины, но мечтают туда съездить. Как там сейчас?
Я не знал, что им ответить. Я сказал: «Нормально». А они кивнули согласно, потому что они жили в нормальном городе и другой жизни не могли знать. Они представляли, наверное, что в Москве так же нормально, как в Париже.
Но хоть и были они настоящие парижане, но и им было интересно, оказывается, как и мне, заглянуть в окно кабачка на Монмартре, на тамошнюю разгульную жизнь.
Мы еще обсудили изобретательного хозяина, который повесил под потолком какие-то, наверное вышедшие из употребления, ассигнации, так что посетители сидели прямо под деньгами… Шелестящими от вентилятора над головой.
А потом мы простились, и, встретив зарю, растворившую в белом сумраке огни лежащего внизу города и обесцветив его, я побрел вниз, а по пути увидел в мусорном ящике раскладной выброшенный зонтик, почти целый, и взял его. У него была сломана одна растяжка. Для нашей нормальной, российской жизни это был пустяк. Я привез его в Москву и подарил сестренке. Павлик, ее муж, починил зонт, и сестра, кажется, пользуется им до сих пор.