Еще в Москве, на одной из очередных проработок будущей группы, было нам задано купить в складчину сувениры, и в том числе непременно гипсовый бюстик Ленина и памятные значки для музея-квартиры на улице Мари-Роз.
Так мы и сделали, и кто-то из группы вез традиционную водку для подарка водителю, гиду, кому-то еще, а одной из наших дам – кому я сейчас уже не помню – досталось тащить гипсового Ленина. Его мы торжественно и преподнесли старичку-пенсионеру, который показывал нам музей.
Старичок был еще бодрый, нарядно одетый, он встретил нас еще в подъезде и просил не слишком шуметь на лестнице, ибо жильцы, как бы это выразиться… Не очень одобряют эти посещения.
Мы почти молча, друг за другом поднялись на какой-то этаж и проникли в довольно просторную квартиру.
Старик принялся рассказывать что-то хрестоматийное об Ильиче, попросив не слишком ходить по квартире и не открывать одну из дверей, ведущую якобы в чужое жилье, а мы, кроме нескольких женщин, покорно выслушивавших все, что положено выслушивать, расползлись по квартире, заглядывая в окошко и трогая книги на полочке, которые наш вождь, судя по всему, читал на досуге.
Но книги Владимира Ильича оказались не книгами, а бутафорией, под обложками была пустая бумага. А вскоре меня отозвал Игорь Минутко, который, конечно, сунул голову туда, куда нам не рекомендовалось, в узкую дверку, ведущую, как оказалось, ни в какое чужое жилье, а в кладовочку, и таинственно сообщил, что советует мне туда заглянуть.
Я тихохонько прошел в коридорчик, приоткрыл странную дверь и чуть не ахнул; там навалом, чуть ли не до потолка, лежали сотни гипсовых бюстиков дедушки Ленина, всех размеров и фасонов.
Мне представилось, как бедный пенсионер, живущий на скромную плату, предоставленную советским посольством, и ненавидимый жильцами дома, нанимает по ночам грузовик и под покровом темноты грузит этих бесконечных одинаковых вождей, чтобы вывезти их на свалку.
Но возможно, что ему не совсем удобно, по идейным соображениям, вываливать на помойку в таком количестве вождей мирового пролетариата, и он мутузит их по головам железной палкой, которую я тоже приметил в углу кладовой, неистово и зло превращая анонимные шедевры соцреалистического искусства в обыкновенные куски мела.
А потом он каждый раз вздрагивает от ужаса, когда очередная и шумная группа русских туристов, вваливаясь в музей, извлекает еще один ненавистный ему гипсовый бюстик. «Лучше бы подарили бутылку водки», – с тоской думает он.
Мы простились с трогательным стариком, он стоял на пороге квартиры и, облегченно вздыхая, сверху смотрел на нас, как мы проходим этажи. А мы радостно помахали ему ручкой, с робкой надеждой, что больше никогда сюда не вернемся.