Может, потому я и стал писать, чтобы словом, книгой, как защищался сам в детстве, помочь теперь другим защититься от существующего в мире насилия и зла. До сих пор считаю это главной целью своей жизни.
В Берлине этим летом я часто проходил мимо площади, где в асфальт вставлено стекло, указывающее место массового сожжения книг при Гитлере. Хроника тех времен, полыхающий зловещий костер из книг, врезалась в память как акт убийства культуры, без которой цивилизация должна погибнуть. Но разве Берлинская стена, следы которой я нахожу, гуляя по вашей столице, не была таким же символом насилия и вандализма над человеком?
Мне повезло много лет назад впервые оказаться в Берлине именно в дни крушения этой стены и стать свидетелем падения одного из самых страшных символов холодной войны. Кто хоть раз видел это чудовищное сооружение, может представить, как прекрасный город был жестокой рукой рассечен надвое, резали по живому: уродливая серая громадина прошлась не только по самым красивым кварталам, улицам и площадям, но и по судьбам людей. А скольким она стоила жизни!
Никто тогда не мог предвидеть, как в одночасье, под напором толпы с двух сторон, стена, олицетворяющая железный занавес, рухнет и люди, шагнув через проломы, смогут нормально общаться друг с другом. Как это делается во всем мире. Как литератор, я не делил Германию и ее культуру на запад и восток, был автором, например, такого гиганта, как «Бертельсман» или известного «Фишер», но истинная дружба возникла с переводчиком-славистом Томасом Решке. Томас работал для «Фольк унд Вельт». Однажды он позвонил нам с женой в Москву под Новый год и сказал: «Толя, вы меня не знаете, я ваш переводчик из Берлина. Сейчас закончил переводить вашу «Тучку», сижу и плачу».
Издательство, каким я его застал в середине 80-х, было тесно связано со многими писателями России, творческими союзами, культурными центрами, к тому же имело прекрасную переводческую базу. Томас Решке и его жена Рената, тоже переводчик, редактор Кристина Линке – тонкие знатоки русской культуры. Решке перевели более 150 русских авторов, в том числе труднейшего Андрея Платонова. Позднее они перевели, а «Фольк унд Вельт» издало на немецком уникальное, единственное в мире пятнадцатитомное собрание сочинений Михаила Булгакова. У нас в России нет такого – хоть бери и переводи обратно великого писателя на русский.
Под давлением новых рыночных отношений для «Фольк унд Вельт» наступили не лучшие времена. И хоть Гюнтер Грасс и Лев Копелев да и я выступили публично в его поддержку, наши разрозненные голоса оказались слабей тогдашней реальности – и российской, и германской. Меньше стало на книжном рынке русских авторов, не так часты, как хотелось бы, контакты культурных аудиторий. Конечно, энтузиасты в Германии – например, семья доктора Шелеке из Дрездена или Барбара Рархоф в старинном университетском городе Марбурге – продолжали сохранять культурные связи.