Пауль вернулся обратно в салон. Хороший самолёт. Даже небольшая кухонька есть. Крохотная. И бар. И не рас…траченный. Коньяк. То, что надо.
– Ну что, герр Дрехслер, по пятьдесят капель за новую жизнь пропустим?
– Не ёрничайте, гауптманн. И так тошно.
– Кто ж вам доктор. Сами вляпались. И всё же выпейте. Полегчает.
Выпили. Ещё раз выпили. Дрехслер задремал. Пауль поправил гробы и пошёл в кабину к пилоту.
– Как дела?
– Пока нормально. Из Кёнигсберга выслали встречу. Герр оберфюрер очень обрадовался, приедет нас встречать.
– Какой оберфюрер?
– Да Шелленберг. Это же его самолёт.
– Свинья собачья! А я думал, большевики звиздят, что самолёт шефа Абвера тиснули. О да, он не обидится, что я там коньячок его распечатал?
– Думаю, самолёт за бутылку коньяка – нормальный размен. И с меня ещё причитается. Прилетим в Кёнигсберг, если оберфюрер никуда не пошлёт, сразу в ресторан. С меня хорошая пьянка причитается, герр гауптманн.
– Пауль. Дружище, просто Пауль. И куда тебя посылать? Самолёт-то однозначно в ремонт.
– А, я – Карл.
Летели болтали. Минут через сорок встретили звено ночных перехватчиков. Ещё через час сели в Девау[164]. Чуть не убились. Одна из покрышек шасси оказалась прострелена. Самолёт повело, завертело. Но, видимо, или пилот был волшебником, или просто повезло, и самолёт, сломав обе стойки шасси, замер посреди взлётной полосы. И даже не захотел загораться.
Пожарные машины несутся с рёвом сирен. «Скорая помощь» тоже не отстаёт. Чуть позади два открытых грузовика с солдатами охраны аэропорта. За ними несколько легковых авто.
Суета. Из самолёта достают помятых беглецов и на удивление целые гробы. Шелленберг растроган. Шеф Абвера рад как никогда в жизни. Этот покалеченный самолёт привёз его спасение, его алиби. Тело Розенберга не досталось большевикам и будет предано земле с почестями. А Дрехслер подтвердит версию оберфюрера о предательстве Линдемана.
Тридцатилетний капитан Муса Шимшек был на хорошем счету у командования и пользовался уважением подчинённых. В двадцать семь лет он занял должность командира разведывательной роты горнострелковой бригады. А по результатам Синайской операции скоро должен был получить чин майора. Начальник разведки бригады обещал забрать его к себе заместителем, как только из госпиталя придут документы о комиссовании прежнего зама. Хорошие перспективы.
О которых он и не мечтал. Реально не мечтал. И не хотел.
Мало кто знал, почти никто не знал, что настоящее имя Мусы – Микаэл Давтян. Муса был армянином. Криптоармянином[165] из Эрзурума. Своих родителей Муса не помнил. Из родственников у него был только старший брат. Когда Мусе было два года, брату Рубену десять лет, их родители погибли. Резня. Геноцид. Когда выживших после резни армян начали собирать для депортации в сирийскую пустыню, их с братом спрятал, приютил, а потом и усыновил бездетный старик-сосед. Не то чтобы старик-турок любил армян, он был одинок, а Рубен вполне мог уже сойти за помощника в хозяйстве. Муса был приложением к Рубену. Старик втихую сделал братьям обрезание, обучил исламским молитвам и обрядам. Старик не дал братьям умереть, но он не мог заменить им родителей. Братья уважали старика. Он многому их научил, хотя обучение было несколько однобоким. Старик когда-то служил в армии и к братьям относился, как хороший унтер-офицер к подающим надежды новобранцам. Зарабатывал на жизнь старик сапожным ремеслом.