— Полноте, Дмитрий Алексеевич, — оборвал государь, — к чему эта поспешность? Слава Богу, мы люди государственные и можем мыслить спокойно. Вы настаиваете на необходимости войны с Турцией? Что ж. Однако же я придерживаюсь несколько отличной точки зрения. Кто нас рассудит? Кстати, князь Горчаков не далее как сегодня утром выразил полное со мною согласие.
— Александр Михайлович недостаточно осведомлен в военной стороне вопроса…
— Вы полагаете, Аксаков и иже с ним разбираются в этом вопросе лучше князя?
— Вашему величеству хорошо известно, что я не примыкаю ни к славянофилам, ни к каким-либо другим направлениям, — сухо заметил Милютин.
— Хорошо, хорошо, — произнес Александр примирительно, — разве я возражаю? Кто же исключает возможность военного конфликта? А эти турки, право, ведут себя вызывающе… Но самим, самим ускорять события?! Все ли вы взвесили, дорогой Дмитрий Алексеевич? А? Как поведут себя сыны туманного Альбиона?
— Сыны туманного Альбиона, — язвительно подчеркнул Милютин, — оснащают турецкую армию новейшими винтовками системы Снайдера, а американцы везут им винчестеры, способные выпускать по пятнадцать патронов за сорок секунд. Английские пушки Уитворта…
— Полно, мон шер, — снова прервал его царь. — Мы дали вам возможность перестроить и перевооружить нашу армию. И что же? Я ведь прекрасно понимаю, к чему вы клоните, Дмитрий Алексеевич…
— К чему же?
— А вот к чему: вам просто не терпится еще раз потрясти нашу казну. Или я не прав?
Милютин вдруг рассмеялся.
— А? Что? Вот видите! — обрадовался Александр.
Ему показалась очень остроумной собственная шутка насчет казны и понравилось, что военный министр отдал ей должное.
Но Дмитрий Алексеевич подразумевал совсем другое.
— Точно такие же доводы выдвигает и князь Горчаков. У вас удивительное единодушие во всем, что касается усовершенствований по военному ведомству.
Глаза Александра внезапно помутнели ("Совсем как у отца", — с внезапной робостью подумал Милютин).
— Вы несправедливы по отношению к Александру Михайловичу, — раздраженно сказал царь. — Горчаков сам настаивал на усилении наших войск при Александрополе.
— Но этого же ничтожно мало! — воскликнул Милютин.
— А вы чего захотели?.. Продемонстрировать силу? Объявить мобилизацию?
Милютин подавленно молчал.
— Горчаков убежден в сохранении мира любой ценой, — выдавил наконец он. — В то же время он все чаще и чаще повторяет, что мы должны быть готовы вести войну, не требуя особых финансовых средств сверх обыкновенного мирного бюджета. Трудно верить, что государственный человек может серьезно утверждать такую нелепость.