Совсем я запуталась. А главное, не понятно, кто в этой истории хороший, а кто плохой.
Хотя… подозреваю, что хороших там нет.
— Ты усилил свой слабый дар. И воздействовал на них, заставив покинуть город. А уже потом выкачал кровь и силу, чтобы создать не слуг, но тех, кто по твоему мнению должен был владеть миром.
Молчание.
И тянется, тянется. А главное, сидим мы долго, но солнце все еще стоит высоко. И ни на волос с места своего не сдвинулось. Конечно, сон — дело такое.
Но жарко.
И пить хочется.
Я сглатываю слюну.
— Он воздвиг под землей город, где развернулся вовсю. Из людей и драконов, из силы и крови, он создавал тех, кого полагал достойными стать частью нового мира. И плевать, что далеко не все творения его были жизнеспособны.
— Странно слышать такую заботу от тебя.
— Я изменился. А вот ты остался прежним. Самоуверенным придурком.
— Так, стоп, — вот что-то мне совсем жарко стало, того и гляди вспыхну. И не солнце тому виной. Жар будто распирает меня изнутри. Он рождается там, под сердцем, где свила гнездо чужая сила. — Какое я имею к этому отношение?!
— Ты проклятая, — ответили оба и хором.
Вот засранцы!
Древние.
— А если попонятнее? — я сделала вдох, пытаясь с этой силой справиться. Но она рвалась наружу.
— Мои создания были хороши, но все они имели один недостаток. Для поддержания дара им требовался внешний источник силы. Город, который питал бы их. Или…
— Кровь праотца, — подсказал Кархедон. — Ради них вы уничтожили города.
— Было бы там что уничтожать. Вы и сами уже вымирали. Пара сотен лет…
— Так что ж не подождал?
— Сначала мне нужно было проверить. Потом я понял, что просто должен избавить мир от вас, прежде чем отдать его моим детям. Как бы то ни было… им всем нужна была внешняя сила. Кроме тех, в кого я вложил ту кровь изначально.
— Где ты вообще…
— Оказалось, что если соединить все то, что вы растащили по городам и добавить силы, много силы… кровь оживает.
Охренеть.
Только и успела подумать я прежде, чем вспыхнула. И главное, ярко так.
Жарко.
Испугаться не успела, а потом сообразила, что бояться по сути нечего. Я ведь сама пламя! Я суть его. Я жизнь.
Я дракон.
А драконы, они не горят.
Глава 17. Где появляются разные мысли о прошлом и настоящем
Милисента захрипела, выгнулась и, прежде чем Чарльз успел испугаться по-настоящему, открыла глаза. Вот тогда-то он по-настоящему и испугался. Исчезли зрачки, а радужка стала ярко-оранжевой, будто там, внутри девушки, бушевало пламя.
Подземница отшатнулась.
И поспешно заслонилась руками. Из горла её донесся сдавленный хрип, а Милисента сделала вдох. И глаза закрыла. А когда снова открыла, то произнесла сипло: