В процессе терапии на поверхность всплыли его огромное ощущение небезопасности, сильнейший страх брошенности и неспособность доверять другим. В течение долгого времени у него было стойкое ощущение, что я прерву терапию из-за того, что он не достоин. Кроме того, он боялся/надеялся, что я буду унижать его всевозможными способами. Он старался вести себя как идеальный ребенок, но с неохотой говорил о своих проблемах. Он упорно не хотел принимать интерпретацию переноса, в которой он, коротко говоря, хотел с помощью терапии заменить «отыгрывание внутри» на «отыгрывание вовне». Другими словами, он втайне надеялся, что, став моим пациентом и оплачивая мои профессиональные услуги, он волшебным образом «исцелится» от потребности оплачивать услуги проституток. Таким образом, психотерапия займет место его перверсии.
Думая о переносе, я сперва предположила, что его страх относится к ранней оральной стадии, на которой он мог чувствовать себя брошенным или бояться расставания с матерью, однако довольно скоро я поняла, что его страх связан с более поздней анальной стадией и отношениями с матерью в период привития гигиенических навыков. Появилось довольно явное подтверждение этого. Он говорил о своем «распутстве» и опасении, что я буду осуждать его за это, поскольку он «знал», что «товар», который предназначался для меня, фактически отдавался другим. Со всем «грязным и зловонным» должны были разбираться проститутки. Я превратилась в деспотичную мать, которая ждала, что он будет всегда опрятным и «во всем мне повиноваться». В тот период терапии он нередко посещал проституток либо по пути на сессию, либо после нее. Когда же он приходил, то с чувством сильного стыда «исповедовался» мне, ожидая/страшась быть отвергнутым, что позволило бы не прерывать этот болезненный, но знакомый паттерн. В другие разы, когда он жаловался на то, что жена не может удовлетворить его сексуальные фантазии, он видел во мне садистичного отца, который говорил, что он как маленький, не может справляться с «капризами» своей матери.
Однако позднее у него появилось болезненное осознание глубоко укорененной ненависти к матери. Постоянно, начиная с самого раннего детства, она настолько глубоко ранила его чувства и использовала в ссорах с отцом, что он не понимал, кто он на самом деле. Поскольку он боялся, что станет похожим на отца, а его будущий ребенок будет похож на него, он не мог представить себя в роли отца. Он был настолько уязвим и зависим от матери, настолько боялся ее права на насилие над ним, что его ненависть привела к посещению проституток. Он делил женщин на два вида: мадонн и проституток. В действительности, «иррациональные причины», упомянутые во время первичного интервью, оказались достаточно верными. Он оберегал свой брак и, конечно, жену от совершаемых в фантазиях садистических нападений на свою мать, а теперь и на меня. Такая перспектива была для него более приемлемой, чем риск довериться одному человеку и в итоге не оправдать его ожидания. Частое посещение проституток было для него единственным способом защитить себя от всех этих внутренних требований и последующих психологических травм. По его собственным словам, «чтобы наслаждаться любовью, нужно быть открытым и уметь доверять, а я слишком незрел и эгоистичен для этого».