Надежда Мандельштам, «Надежда против надежды»[1]
И так как не могу я доказать, что он любовник… То я намерен доказать, что он злодей.
Вильям Шекспир, «Король Ричард III»
Пока не привели арестованного, Костоев еще раз осмотрел комнату для допросов. Она была именно такой, как ему хотелось, — пустой. Только фотография на стене Феликса Дзержинского — основателя КГБ, человека с козлиной бородкой, с настороженным выражением лица, — да сейф в углу, намекающий на хранящиеся в нем секреты, — пусть подследственный поломает голову, какие именно. И были еще два стола, образующие букву «Т»: тот, за который сядет Костоев, и, перпендикулярно к нему, еще один. Подследственный будет находиться как бы внутри угла буквы «Т», справа от Костоева.
Смотреть ему будет некуда — только на Костоева. И даже если он переведет взгляд на сейф или фотографию, это тоже будет работать на следователя: арестованный лишний раз вспомнит, где он находится. Не в какой-нибудь захолустной тюряге, а в тюрьме КГБ города Ростова-на-Дону.
Выдержав ожесточенную стычку с представителями МВД СССР и ростовской милицией, которые хотели держать арестованного у себя, Костоев добился, чтобы в период следствия он был в тюрьме КГБ. Хотя это и выходило за рамки обычной практики, у Костоева были веские причины добиваться такого перевода. Чикатило подозревался в убийстве с сексуальным изуверством тридцати шести человек, женщин и детей; кое у кого из этих тридцати шести в ростовской милиции работали родственники. Более того, в тот период следствие еще не располагало какими-либо прямыми уликами против арестованного (который, кстати, ранее в течение нескольких месяцев уже сидел в общей тюрьме по обвинению в тех же преступлениях, откуда и был освобожден за недоказанностью его вины). Вот почему Костоев настаивал на такой изоляции, которая полностью исключила бы возможность насилия или мести.
Арестованного вели по коридорам тюрьмы КГБ в соответствии с освященной веками казематной процедурой. Сопровождавший его охранник постукивал ключами по пряжке своего ремня, чтобы предупредить других охранников в других коридорах о том, что проходит арестованный: тот не должен был никого видеть. И никто не должен был видеть его.
Арестованный — высокий, покатый в плечах, с редеющими волосами серо-песочного цвета — шагал медленной, почти старческой, шаркающей походкой, вытягивая вперед мускулистую длинную шею; руки крупные, средний палец правой руки забинтован.
Он выглядел таким, каким и был в жизни — инженер невысокой квалификации, заядлый читатель газет, пожилой человек, уже имеющий внуков.