Следователь Костоев почти не спал все трое суток, предшествовавших аресту. А когда ему все же удавалось заснуть, он каждый раз видел лицо именно того человека, которого сейчас к нему и вели. Заснуть ему не давали не только тревога и волнение — за эти трое суток он должен был подготовиться к дуэли, чем, собственно, и является допрос.
Трое суток следователь Костоев — ему сорок восемь, он щегольски одет, импозантен и представителен — мерил шагами номер гостиницы «Ростов» (№ 339), где жил, как ему казалось, уже целую вечность, забыв обо всем, кроме задачи, которая перед ним стояла. За эти трое суток он ни разу не покинул номер. Если и смотрел в окно, то ничего не замечал. Каждую минуту нужно было использовать с единственной целью: найти путь, чтобы, проникнув в душу подозреваемого, понять его логику, уловки, с помощью которых он надеялся спастись, его глубоко затаенный страх.
Из сотен дел, расследованных Костоевым, только в трех случаях ему не удалось добиться признания. И эти случаи, конечно, запомнились более всего. Но никогда еще не допрашивал он такого человека, как тот, кого сейчас вели к нему в комнату для допроса. Расследование убийств было работой Костоева, его хлебом; обычно эти убийства совершались профессиональными преступниками или людьми, которые поддались жадности или гневу. Никогда прежде ему не приходилось сталкиваться с человеком, который, сам имея внуков, калечил бы и убивал детей. Какую стратегию нужно применить, чтобы проникнуть в душу подобного семьянина-каннибала?
За несколько дней до ареста за Чикатило было установлено наружное наблюдение (его, говоря на милицейском жаргоне, «водили»). Напряжение в те пасмурные ноябрьские дни было невыносимым. Все могло обернуться худо. Ростовская милиция не раз доказала свою ненадежность в таких вещах, как наружное наблюдение. Уже тогда Костоев мог запросить помощь КГБ, чьи люди были мастерами невидимой слежки. Но прохождение особого запроса через бюрократические инстанции заняло бы время, а времени, как и многого другого, у следователя Костоева как раз-то и не было.
Если бы милицейские наблюдатели повели себя хоть чуть-чуть непрофессионально и подозреваемый их бы заметил, он мог ускользнуть, сбежать, скрыться, повеситься от страха или броситься под идущий троллейбус. А для Костоева не было на свете ничего более желанного, чем крепкое здоровье этого человека, который — Костоев знал это почти наверняка — являлся убийцей.
Уверенность в этом была настолько же велика, насколько слабы были имевшиеся в его распоряжении улики. Вот почему он дорожил сейчас каждой секундой, чтобы выбрать стратегию, которая бы обеспечила успех в течение тех десяти суток (именно таким сроком согласно закону располагает следователь до предъявления обвинения). Успех — это значит получить признание подозреваемого, которое могло бы послужить доказательством его вины; провал — это значит, что ему, Костоеву, собственными глазами придется увидеть, как убийца выходит на свободу.