— Когда такое дело проваливается, — продолжает Костоев, — участники его начинают валить друг на друга — никто не хочет, чтобы его считали организатором, все знают, чем это пахнет.
Финеев слушает. Не протестует, не возмущается, внимательно слушает — и начинает бледнеть. Это внимание, эта бледность дорогого стоят.
Теперь Костоев уже знает — он задел, зацепил, тут болевая точка, на которую надо жать.
— Финеев, вы же сами работали в милиции, — жмет он, — вы понимаете, что больше веры тому, кто говорит первый. Показания, которые человек дал, когда его доказательствами загнали в угол или когда его уличили соучастники, таким показаниям уже другая цена. Я предлагаю вам, не осложняя наших отношений в будущем немедленно взять бумагу и изложить все, что вы знаете в связи с этим делом.
Нажим Костоева не имеет ничего общего с тем прессингом — там угрозы (посадим в камеру с уголовниками), ложь (тебя там видели, там отпечатки твоих пальцев), — который применяют следователи — портачи и насильники. Подобные атаки могут запутать, запугать — в конце концов тут недалеко до самооговора. И очень далеко от истины.
Костоев не стал ему врать, будто Книгин жив, дает показания и валит на него, — он вообще фамилии Книгина не произносит. Он говорит, что чувствует — неопределенно, описывает некую возможную ситуацию. Если Финеев не виноват, все, что говорит ему следователь, вызовет у него раздражение, возмущение, протест — но при всех обстоятельствах пройдет, не раня сознания. Но если он и есть тот третий, каждое костоевское слово станет огнем жечь его душу — сейчас решается его судьба, его жизнь!
А Костоев уже уверен и жмет с новой силой — запираться бессмысленно, говорит, от этого только хуже. Молчит Финеев.
— Еще около часу он так мучился, — продолжает Костоев, — потом вдруг поднял голову и спросил: «А как рассказывают Книгин и Субачев?» У меня чуть было не выскочило: «А при чем туг Субачев?» Ведь преступников было трое. Все мы привыкли к тому, что
Вот оно, неосторожно брошенное слово — Субачев. — речь идет о четвертом. И сам Костоев чуть было не брякнул свое неосторожное слово, но все же поймал его налету и сказал другое:
— За кого вы меня принимаете? Если бы я вам сообщил сейчас, что о вас говорят названные вами лица, а потом передал бы им, что говорите вы, как бы я в таком случае узнал, что же было на самом деле? — ведь мне нужна истина. А вам нужно помнить: в подобных случаях каждый из преступников спасает свою шкуру.
Финеев закуривает, глубоко затягивается, говорит:
— Я расскажу.
Костоев просит ребят из Мосгорпрокуратуры принести видеомагнитофон.