ФД: Вы пишете: «Химера никогда не приходит к нам через врата свобод». Не могли бы вы развить эту мысль?
ГВ: Химера - это невозможное, фантазм, воображение. Что касается меня, то она рождается из морального или физического запрета.
ФД: Я цитирую: «Все любови - уходящие, убегающие линии - параллельны, так как встретиться им никогда не дано». Мне страшно это понять... вы не объясните?
ГВ: Каждое существо испытывает эту ностальгию по любви, разделенной в равной мере, но такого не существует. Или же есть только Бог... Или ничего!
ФД: Поскольку Матье - это персонаж, придуманный страстным пуританином Дени, вы намечаете последующую рекурсию: «если бы Матье - который сделать этого не может - писал бы, в свою очередь, роман или дневник о человеке, сочиняющем историю другого персонажа, который был бы создателем следующего по счету героя, никакая логика не помешала бы этой цепочке удлиняться вечно, и образ зеркал мог бы тогда множиться до бесконечности. Но есть одно препятствие: тигр».
Сразу же возникает мысль о Хорхе Луисе Борхесе: из-за рекурсивной повествовательной перспективы и из-за колдовского воздействия этого плотоядного млекопитающего.
ГВ: Я об этом не думала. По правде говоря, с творчеством Борхеса я знакома не очень хорошо.
ФД: Мне известны только два автора, которых настолько завораживает тигр: это вы и Борхес.
ГВ: Этого я не знала.
ФД: Добродетель, по-вашему, не что иное, как «незаслуженная снисходительность?»
ГВ: Мы не созданы для добродетели.
ФД: Думаете ли вы, что можно уважительно относиться друг к другу, не будучи добродетельными?
ГВ: Безусловно! На этом и основано мое поведение. Меня упрекают в эгоизме, потому что я против детей, но я считаю такой эгоизм бесконечно менее опасным, чем эгоизм женщин, уверенных, что они имеют право на все, раз опростались ребенком. Я, конечно, эгоистка, но я всегда отвечаю любезностью на любезность. Я всегда стараюсь закрывать двери бесшумно, не распространять дурных запахов... Есть люди, которых это не заботит.
ФД: Вы пишете: «Правда - это часть речи, обойденная молчанием».
ГВ: Эта фраза определила всю мою жизнь и мое товарищество с Юстусом Витткопом.
ФД: Вы считаете это достойным сожаления?
ГВ: Нет, это фактическое положение дел.
ФД: В интервью, которое вы дали Жерому Гарсэну, вы сказали (я цитирую): «Я сорок лет прожила с мужчиной, который предоставлял мне полную свободу и с которым у меня было такое взаимопонимание, что мы могли рассказывать друг другу о своих любовных приключениях. Но он ставил одно условие: мои садистские наклонности должны оставаться тайной, мужественные и декадентские черты моей натуры никак не должны проявляться в нашей общественной жизни...»