– И ты можешь жить у нас, – добавила Лекса. – Пока не встанешь на ноги.
Сивилла ответила скептичным взглядом:
– Я не хочу создавать неудобства.
Лекса фыркнула:
– Ты не создашь для нас неудобства. Составишь мне компанию, пока Персефона в подземном царстве. Черт, да ты, наверно, можешь даже жить у нее в комнате. Она там все равно почти не ночует.
Персефона притворно толкнула Лексу, и Сивилла рассмеялась:
– Мне не нужна твоя комната.
– Ты действительно можешь устроиться там. Не то чтобы Лекса была неправа…
– Конечно, я права. Если бы это я спала с Аидом, то тоже редко заглядывала бы в свою комнату.
Персефона подняла подушку и ударила ею Лексу.
Зря она это сделала.
Лекса взвизгнула, как сирена, и схватила диванную подушку, резко развернувшись. Персефона увернулась от удара, и вся его сила обрушилась на Сивиллу.
Лекса выронила подушку.
– О, боги, Сивилла, прости…
Но Сивилла тоже взялась за подушку и бросила ее прямо в лицо Лексе.
Вскоре все трое носились друг за другом по гостиной, обрушивая и отражая удары, пока кучей не свалились на диван, задыхаясь и хохоча.
Даже Сивилла наслаждалась моментом, напрочь забыв про последние часы своей жизни. Она вздохнула и произнесла:
– Вот бы все дни были такими счастливыми.
– Они и будут, – сказала Лекса. – Ты ведь теперь живешь с нами.
К тому времени как они разложили подушки по местам, приехала пицца. Доставщик без конца извинялся, объясняя, что в городе пробки из-за протестов.
– Протестов? – переспросила Персефона.
– Безбожники, – ответил он. – Они протестуют против предстоящих Панэллинских игр.
– Ох…
Безбожники были группой смертных, которые отрицали богов и предпочитали справедливость и свободу коленопреклонению и жертвенности. Персефону совсем не удивило, что они вышли протестовать против Игр, но это было немного неожиданно с учетом того, что последние несколько лет о безбожниках ничего не было слышно. Она очень надеялась, что это будет мирный протест без эскалации конфликта – многие люди будут гулять на празднествах, включая Персефону, Лексу и Сивиллу.
Девушки досмотрели фильм и съели пиццу, избегая тем, касающихся Аполлона. Но у себя в голове Персефона все равно пыталась найти возможность помочь Сивилле.
Действия Аполлона были неприемлемы, а разве у нее не было обязательства перед читателями обличать несправедливость? Особенно в том, что касалось богов? И, возможно, если эта история будет достаточно хороша, ей не придется давать эксклюзивное интервью.
Несколько часов спустя Персефона все еще не спала, но не могла сдвинуться с места. Голова Сивиллы лежала у нее на коленях, а Лекса храпела, уснув на диване напротив них.